Песня сирены - Гапарон Гарсаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как цинично с вашей стороны, – продолжала негодовать девушка. – Вы что, думали, я никогда об этом не узнаю? Вы держали меня за идиотку!
– Ты напрасно устраиваешь скандал, – вмешался мужчина, заступаясь за сестру. – Я не спрашиваю, где и от кого ты получила эту информацию, но уверен, что торопиться с выводами очень неразумно.
– Следите за своей разумностью, – парировала брюнетка, всё больше распаляясь. – А уж главный вывод для себя я в этой жизни сделала. В этом славном городе мне делать теперь точно нечего.
Девушка проскочила между Екатериной Львовной и Эрнестом, схватив чемодан.
– Пусть идёт, – заключил мужчина, пронзая её недовольным взглядом. – Пусть уходит и не возвращается.
– Было бы, ради кого, – прошипела напоследок Лавра, повернула ручку замка и вышла.
Она не остановилась на вопрос секьюрити, почему у неё такая большая сумка и можно ли ей чем-нибудь помочь. Хотелось поскорее попасть на улицу, на свежий воздух, куда угодно, только подальше от Холодовых. Конечно, не слишком хорошо получилось с Екатериной Львовной, но, видит Бог, Лавра не собиралась сталкиваться с ней.
– Эй, куда ты? – донеслось из угла, где находилась водяная колонка. – Куда?! А-ну стой!..
Гербер посмотрела на охранника Володю, который в два прыжка догнал её и без спроса отнял чемодан.
– Далеко собралась? – усмехнулся водитель Глеба Валентиновича.
– Домой, – прошипела выпускница и попыталась отобрать свои вещи, однако мужчина с улыбкой спрятал их за спину.
– Не отдам, – улыбнулся он и, больше ничего не говоря, зашагал обратно к фиолетовому «Рено».
Лавра последовала за ним. Ещё не хватало, чтобы Вова отнимал её время. На что он надеется?
– Владимир Иванович, верните мой чемодан, там деньги и документы, – потребовала она, настигнув телохранителя.
– Лавруш, прекрати закатывать сцены, не глупи, – снова с улыбкой обратился к ней Володя, убрав багаж на заднее сидение автомобиля.
– Я не останусь здесь, можете и не пытаться, – тоже улыбнулась Гербер, только очень язвительно. – Если не отдадите вещи, я пойду в милицию.
– У-у-у, – шутливо загудел мужчина, но когда она толкнула его, он быстро пришёл в себя. – Всё, всё, успокойся, забудь. Давай съездим в одно место…
– Никуда не собираюсь ехать, мне пора на поезд.
– Лавруш, не капризничай, давай вот прокатимся кое-куда, а потом уж решишь наверняка: убегать из Питера или всё же остаться. Ведь ты потом будешь жалеть долгие-долгие годы…
– Я жалею только об одном, что связалась с Холодовыми! – заявила девушка. – Я еду к матери за объяснениями и с надеждой, что никогда больше не увижу ни вас, ни ваших хозяев!
– Ну, не привяжу же я тебя цепями к батарее, поедешь, куда хочешь. – Водитель развёл руками и мотнул головой. – Могу тебя даже сам на вокзал доставить… Ну, не парься, давай садись…
Что за заветное место, в которое зазывал её Володя, Лавра поняла, как только «Рено» заехало на мост Александра Невского. Мужчина вёз обиженную выпускницу в Александровскую больницу. И даже если бы она начала протестовать против этого, выходить из мчащейся иномарки было поздно. Подумав, Лавра решила не тратить нервы. Это всё равно бесполезно. Пусть везёт её, куда хочет. Часом раньше, часом позже, но она всё равно уедет отсюда!
– Вы действительно думаете, что всё это правильно? – поинтересовалась Лавра у водителя, входя в здание больницы.
– Сейчас понятие правильного каждый трактует по-своему, – не переставал улыбаться Вова. – Тебе кажется, что это всё полная лажа. Мне же твоя история видится в другом свете.
– Почему об этом все знали и все молчали?! – продолжала возмущаться брюнетка.
По мере приближения к палате Глеба Валентиновича она начинала ощущать себя всё хуже. Вот уж кого Лавра больше ни за что не хотела бы видеть, так это его.
– А как бы ты отреагировала, расскажи мы тебе всё раньше? – усмехнулся мужчина, не сбавляя шага. – Не смеши, Лавра. Даже твоя мать согласилась отпустить тебя в Питер, а ведь ей это гораздо сложнее далось, поверь. Глеб, может, и провинился, но он не злодей, он исправляет ошибки в силу своих возможностей, он компенсирует тебе потерю…
– Как спокойно вы все об этом рассуждаете! – распалялась Лавра. – Компенсирует, возместит… Как если бы я стояла на рынке и торговалась за мешок картошки.
– Неудачное сравнение, – смутился Володя, однако следом приветственно кивнул медсестре и выхватил из незапертой комнатки два стерильных халата. Один он отдал недовольной девушке.
– Мы сейчас на пару минут заглянем к нему, хоть это и запрещено, – вполголоса сообщил охранник, остановившись перед белой дверью. – Ты внимательно посмотри на Глеба, особенно на лицо, и подумай, так ли тебе безразлична его судьба. Так ли ты жаждешь пренебречь тем, что он хотел дать тебе. Хорошо?
Лавра не ответила, состроив апатичную гримасу. Ей хотелось как можно скорее отвязаться от назойливого водителя. Тот открыл дверь и пропустил её вперёд себя.
В уши закрался звук медицинских аппаратов, которые поддерживали в Глебе Валентиновиче жизнь. Особенно пугающими были сигналы сердцебиения. Палата господина Холодова завидным образом отличалась от обычных. Здесь лежал всего один пациент, а вокруг него самая современная медицинская техника с компьютерным управлением.
У Лавры, откровенно говоря, ни на секунду не возникло желания взглянуть на отца Марины, и первые секунды она посвятила изучению комфортной обстановки. Но долго стоять вот так всё же не удалось. Взгляд сам упал на то, что лежало на кровати.
Лавра не узнала мужчину ни по каким параметрам. Лица из-за полупрозрачной кислородной маски практически не было видно, а лоб и всю верхнюю часть черепа покрывали бинты. Во впадинах вокруг сомкнутых век образовались тёмные пятна, как если бы Глеб Валентинович получил фингал. Такое обычно наблюдалось у покойников, отчего девушку пробрал страх. Растянутые прозрачные трубочки от «капельницы» впивались в его левую руку, насыщая кровь неведомым веществом.
Теперь Лавра не испытывала к отцу Марины неприязнь. В глубине души она, конечно, до сих пор ненавидела его за жуткое прошлое, за обман, за злодейства против отца, но уже как-то не так сильно. Жалость пробежалась где-то глубоко внутри, хотя девушка и постаралась загасить в себе эти чувства. Она вспомнила вчерашний день и то, как едва не покончила с собой. И виновником всего этого был именно он – тот самый человек, что лежал сейчас перед ней, оплетённый трубками и бинтами. Едва ли он жалел её отца перед тем, как расправиться с ним.
– Ну? – спросил водитель, когда они покинули палату Глеба Валентиновича.
– Я уже сказала, что собираюсь уезжать, – заявила Гербер, сняв медицинский халат. – Вы рассчитывали, что я пожалею вашего шефа? Простить кого угодно я ещё готова, но вот Марка Франковича и отца Марины – никогда.