Смятение чувств - Мэри Бэлоу

Возможно, было бы даже лучше теперь сыграть в открытую. Вдруг, окажется, что все не так плохо, как он предполагает?

Смогла бы Ребекка вести себя по-прежнему, если бы Шерер рассказал ей всю правду? А что, если Шерер рассказал ей лишь о романе между его женой и Джулианом? Может быть, именно это и тревожит Ребекку.

Если это так, то Дэвид, вероятно, смог бы успокоить ее. Для Ребекки было бы ужасно узнать правду. Но Дэвид смог бы уверить ее, что Джулиан пошел на эту любовную интрижку, потому что был одинок и отчаянно скучал по Ребекке. Дэвид смог бы рассказать Ребекке о том, что Джулиан испытывал чувство вины, о том, что мечтал поскорее оказаться дома.

Дэвиду при этом даже не пришлось бы много лгать.

Он вынул часы из жилетного кармана, приложил их к уху Чарльза и довольно рассмеялся, когда сын повернул голову, чтобы рассмотреть то, что издает такие странные звуки, и попытался засунуть эту штуку себе в рот.

Но Дэвид знал, что он не станет рассказывать ей всю правду. Слишком опасно. Слишком многое поставлено на карту. Даже то, как складываются их отношения в данный момент, все же лучше, чем если бы они совсем исчезли.

Вместе с тем, когда они вернулись в Стэдвелл, Дэвид осознал, что сохранять молчание больше невозможно.

Когда они приехали домой, Чарльз был в дурном настроении. Он не захотел спать в поезде и поэтому пропустил свой обычный послеполуденный сон. Дэвид отнес сына в детскую комнату, и Ребекка пошла вместе с ними, чтобы, прежде чем передать сына под надзор няни, сменить ему пеленки.

– Миссис Мэттыоз сказала, что чай немедленно подадут в гостиную, – сообщил Дэвид, как только они вышли из детской. – Идем прямо туда. Будет очень приятно посидеть у камина и выпить по чашке чая.

– На улице зябко, – согласилась Ребекка. – Может быть, станет немного потеплее, если выпадет снег. Ведь в нынешнем году снега еще не было.

Кто-то положил на серебряный поднос рядом с чайным прибором почту, которая была получена за неделю их отсутствия. Дэвид просматривал ее, пока Ребекка разливала чай. Так случилось, что они вместе взглянули на рождественскую открытку, которая не поспела к празднику.

Ее текст был написан крупным и уверенным почерком. «Синтия присоединяется ко мне в пожеланиях вам очень веселого Рождества, – писал сэр Джордж Шерер. – Мы искренне надеемся, что вы и ваш сын остались довольны неделей, проведенной в Крейборне».

Это было абсолютно традиционное рождественское поздравление. За исключением, возможно, того, что человек, который с августа не был в Стэдвелле и не встречался с его обитателями, не должен был бы знать об их недельном визите в Крейборн. И все же – на фоне всего сказанного и сделанного – это было совершенно невинное рождественское поздравление.

Дэвид без каких-либо комментариев положил открытку на поднос и взял из рук Ребекки чашку чая. Она взяла свою чашку, и они уселись, как это обычно делали в отсутствие посторонних, по обе стороны пышущего огнем камина.

Беседа не клеилась. А между тем было так много, о чем они могли бы поговорить. О неделе, которую они только что провели с отцом Дэвида, с Луизой и маленькой Кэти, о рождественской вечеринке, которая состоялась перед их отъездом в Крейборн, об их планах на весну, о сыне… Но никто из них не заговорил.

Треск пламени и позвякивание чашек о блюдца создавали гнетущее настроение.

Ребекка поставила чашку и блюдце на соседний столик. Чай она не допила. Но она знала, что больше не сможет поднести чашку к губам. Даже не взглянув, она догадалась, что и Дэвид поставил свою чашку.

В это мгновение она поняла, что время для серьезного разговора настало. Что больше этот разговор откладывать нельзя. И все-таки она попыталась оттянуть его.

– Откуда он знал, – спросила она невыразительным голосом, – что мы собираемся поехать на неделю в Крейборн?

– Возможно, это просто удачная догадка.

– Он знал о пикнике и бале.

– Это – совпадение, – предположил Дэвид.

– Нет. – Ребекка перебирала пальцами ткань своего платья. – Его жена сказала мне, что он знает о нас все. Он даже знал, что Чарльз родился пятнадцатого мая.

Дэвид промолчал.

Ребекка почувствовала, как сильно забилось ее сердце. Его удары отдавались в горле, в ушах, в висках. Она знала, что собирается задать Дэвиду вопрос. Вопрос, который задавать было нельзя.

– Дэвид, – ее голос перешел в шепот, – как умер Джулиан?

В тщетной надежде она ждала, что Дэвид повторит все то, что он рассказал после своего возвращения из Крыма. Но она знала, что этого не произойдет.

– Что он тебе сказал? – спросил Дэвид.

– Ничего, – ответила она. Внезапно вскочила на ноги, будто собиралась куда-то бежать, а потом отвернулась от огня и от Дэвида. Уставилась на стоявшее в другом конце комнаты фортепьяно. – Ничего – и вместе с тем все. Он не сказал ничего. Но подразумевал все.

Наступило продолжительное молчание. Она слышала, как глубоко дышит Дэвид. Кажется, он сейчас заговорит. Она плотно зажмурила глаза. Однако молчание продолжалось.

– Что значит все? – переспросил он наконец. – Что ты подозреваешь?

– Что ты убил его. – Слова из ночного кошмара были произнесены. И их не взяли обратно. А молчание все еще продолжалось. За этими словами не последовало испуганного отрицания. Только молчание. – Так ты сделал это?

Длящееся мгновение молчание могло бы показаться вечностью. Вечностью, в течение которой, как знал один из них, жизнь навсегда изменилась, прошлое навсегда ушло.

– Да. – Одно-единственное слово. Одна-единственная нанесенная ножом рана. Конец всего…

Ребекка услышала свой собственный громкий, причинивший сильную боль вдох, а затем тяжелый выдох.

– Пуля предназначалась сэру Джорджу Шереру, – произнесла она. – Ты стрелял в него, но между вами оказался Джулиан. Ведь именно так все случилось? Ты ведь не выстрелил в Джулиана сознательно? Ведь правда? Скажи мне, что ты не сделал этого. Скажи мне, что ты лишь случайно убил его.

– Ребекка… – Она поняла, что Дэвид встал. Его голос прозвучал откуда-то сзади. Она прикрыла лицо ладонями.

– Я любил его, – сказал Дэвид. – Он был мне близок, как брат. Я хотел бы, чтобы все оказалось иначе. Я хотел бы умереть сам, а Джулиана отправить домой к тебе.

– А все произошло как раз наоборот. – Ребекка задумалась, не может ли случиться так, что она сейчас проснется и поймет, что это был всего лишь очень яркий ночной кошмар. Но она знала, что это не так. Знала, что все это происходит на самом деле. – Это ты, Дэвид, заслужил смерть.

Она чувствовала, что он неподвижно стоит позади нее.

Он не сказал ничего.

– Почему ты стрелял в сэра Джорджа? – спросила Ребекка. – Ради самообороны, Дэвид? Он пытался убить тебя за то, что ты так поступил с его женой? А Джулиан хотел как-то разнять вас? В самый разгар сражения? Это действительно произошло в разгар битвы? Почему этого не видел никто другой?