Демон тринадцатого месяца - Усманов

должна сидеть тихо, то развлекай разговорами его. Опять ему холодно, беги за хворостом, то жарко, беги за водой, что бы затушить жаровню и очаг. То я ему, видите ли, мешаю, то непременно должна растереть тушь и заваривать чай, каждый раз новый, — вдохновенно врала, валя все на беззащитного Главу, обеспокоенная подозрительностью лекаря, девушка. — И вот после все этой беготни, когда уже клонит в сон, я, видите ли, непременно вместе с ним должна любоваться луной.

Глава вдруг всхлипнул во сне, тут же всхрапнув. Ли Мин понизив голос, умоляюще произнесла:

— Освободите меня от этой мороки хотя бы на день, — сложила она ладони в мольбе. — У меня уже все тело ломит…

Глава шумно перевернулся под тяжелым меховым пологом на другой бок.

— Не-не-не… — замахал руками испуганный беспокойным и придирчивым пациентом лекарь, которого на него хотели взвалить, и принялся отнекиваться: — Я не могу… у меня и так ногу сводит, да и маг мучается поясницей. Не забывай, что я не могу даже на полдня бросить своих пациентов в деревне. И, вообще… мне уже пора… Справляйся здесь сама, и помни — все мы слуги дафу. Так что будь послушной, предупредительной и услужливой, — и, развернувшись, поспешил прочь.

— Но… — кинулась за ним Ли Мин, только ее удержали, схватив за руку.

— Куда побежала? — дернул ее к себе Глава, севший в постели и подхватывая, завалившуюся на него Ли Мин.

— Я не собиралась… — начала она, но договорить ей не дали.

— Сейчас я рассчитаюсь с тобой за якобы несвежее белье и луну.

После они действительно любовались ночным светилом, когда утомленные любовью, вышли из пещеры в прохладную ночь. Они сидели на камне, точнее на камне устроился дафу, усадив Ли Мин себе на колени и заключив ее в объятья, читал ей стихи о луне.

Глава 18

Разрыв и примирение

На разрыв она решалась три дня, сделать это было необходимо и чем раньше, тем лучше. Но как начать разговор и причинить ему боль? Тем более сейчас, когда он шел на поправку и наслаждался жизнью, любя безоглядно.

— Ли Мин, что с тобой? — позвал ее Глава через некоторое время, после того, как они разошлись по разным углам пещеры: она к очагу, он к доске го с расставленными по ней игровыми камнями. А она-то пребывала в полной уверенности, что он погружен в изыски игры.

Ли Мин вышла из пещеры, сделав вид, что не услышала его, потому что еще была не готова к предстоящему разговору. Не сейчас.

Только он, оставив игру, пошел за ней. Она сидела на камне с которого вечерами наблюдала за освещенной пагодой и любовалась луной с дафу.

— Что случилось? — спросил он, встав перед нею.

Она молчала, стараясь не смотреть на него, собираясь с духом.

— Я же вижу, что с тобой что-то происходит и виновник твоих беспокойств — я. Ты чуждаешься от меня все больше. Выскажи свои мысли, что бы я мог поспорить с ними. Ты устала от моей ненасытности? Тогда я освобожу тебя, но только на время.

— Хорошо, — сказала она, взглянув на него. Лучше бы ей этого не делать. Ни он, ни она не выдержат последствия правды, но есть ли у нее выбор? И выдохнув, словно перед прыжком в ледяную воду, выпалила:

— Нам необходимо расстаться и не на время, а навсегда… вот!

— Что? — пошатнувшись, на шаг отступил он. — Но почему?

Это был именно тот вопрос, на который она не могла ответить правдиво.

— Я тебя не люблю, — замирая от ужаса и собственной жестокости, отчеканила она.

Он засмеялся.

— Ты не умеешь лгать. Зачем ты это сказала?

— Уходи. Ты мне надоел и больше не нужен.

Над ними, неотвратимым роком, повисло молчание, грозное, тяжелое, не обещающее ничего хорошего, будто занесенная для удара рука. Глава, взяв девушку за подбородок, испытующе вгляделся в ее лицо. Это было самое трудное — смотреть на него сухими глазами, отстраненно и равнодушно.

Тогда, не сказав ни слова, Глава повернувшись, ушел по тропе вниз, даже не зайдя в пещеру. Его молчаливый уход и был тем беспощадным, оглушающим ударом, что довершил их объяснение. Так плохо Ли Мин еще никогда не было. Как она вообще пережила последующие за разрывом дни? Не помогали ни слезы, ни крики в равнодушную ночь, а мысль, что она поступила правильно, как должна была поступить, ни сколько не помогала.

Однажды она обнаружила, что бродит в ночном лесу. Убивать любовь, которая не хотела умирать, было невыносимо, и выжить после этого самой, можно лишь на пределе сил, потому что любовь была сильнее и невероятно живуча. Пришлось как-то смиряться с ее существованием, потому что это она скорее погубит Ли Мин, чем Ли Мин победит ее. Слишком неравными были силы, что значит слабая девушка, против вечной любви.

После ухода Главы в пещере сразу стало тихо, пусто и просторно. Она вновь принадлежала Ли Мин, что лежала на кане в полном одиночестве, слушая шум леса, а вечером выходила посмотреть на освещенную фонарями пагоду. Но так было лишь первые три дна, когда Ли Мин пребывала в твердой уверенности, что справилась со своими чувствами. А вот после… Словно могильным камнем ее придавила тоска. Уже ни минуты не могла Ли Мин находиться в пещере, где все напоминало о дафу. А круг пентаграммы казался не спасительным выходом в ее мир, а корявым бессмысленным рисунком.

С этого дня Ли Мин перебралась в деревню к вдове Е, быть в пещере стало невозможно, там господствовали воспоминания о Главе в каждом предмете в каждом шаге по ней. Там еще витали отголоски его голоса, а ложе упрямо хранило запах его тела. У старичков жить как прежде она тоже не могла, просто не хватит сил выдерживать упорные расспросы лекаря Бина и сочувственные взгляды добродушного Фэй Я.

А в деревне к ней стали приходить лечиться из Поместья: мечники после потасовок, просто слуги и другие его обитатели, прослышав, что она свободно принимает в Снежных Листопадах. Вообще, после эпидемии ее репутация и доверие к ней как к лекарю возросло неимоверно. К тому же для девушек-прислужниц она наловчилась изготавливать крема и ароматную воду красоты, настоянную на лепестках луговых цветов, а главное отвары для облегчения месячных болей.

Само собой, что от них она во всех подробностях узнавала о том, что происходило в Поместье: об отношениях и разборках среди адептов клана, об очередных закидонах надменной Ся Гэ, о новых указах Хранителей, о