Девушка с «Края Света» - Лия Флеминг

– Делай, как считаешь правильным, – ответила она, внезапно похолодев. – Если ты сумеешь выбраться отсюда по сугробам, там уж как-нибудь доберешься до расчищенной дороги. Я и так тебя задержала.

– Дело не в этом… Срок действия билета скоро истекает, но я могу потом продлить его.

– Ступай, ступай. Я справлюсь, – сказала она, не глядя на него; удивленная и обиженная этим неожиданным заявлением. Но не хотела подавать вида.

– Точно? Я просто подумал, что, может…

– Все понятно, посмотреть на людей, на новые места. Не могу же я тебя удерживать.

– Но если ты не справишься… – Он не договорил.

– Я ведь справлялась до твоего прихода. Не гляди на меня с таким беспокойством. Я рада, что мы выяснили наши отношения. Ты заработал на свое прожитие. Так что поезжай.

Он помог ей вычистить навоз, оба работали молча. Смешно, конечно, но она не ожидала, что он так быстро ускачет на свой пароход. Вероятно, он засиделся тут с ней, ему хочется уехать. Она смирилась со своим одиночеством, но в последние недели присутствие Бена стало для нее Божьим даром и спасением. Она уже привыкла к его молчаливому присутствию.

Он знал, что надо делать, не спрашивая ее. Крэгсайд был в такой же степени и его фермой. Еще в детстве они приняли ее, или ферма приняла их. Мысль, что он уедет куда-нибудь, никогда не приходила ей в голову. Почему его отъезд кажется ей дезертирством?

Чуть позже она завернула ему в дорогу сыр, овсяные лепешки, сморщенное яблоко и кусочек сладкого кекса. Надо сказать, что она не знала, как собрать мужчину в дорогу.

– Держись каменной стенки и телеграфных столбов. Возьми красный носовой платок, и если увидишь на дороге машину, подними его на палке. Я буду смотреть из верхних окон.

Теперь, когда ему было пора уходить, она ощутила неловкость. Она дала Бену снимок Сильвии в старинной черепаховой рамке и несколько других фотографий – они в детстве на сенокосе, бабушка с дедушкой в день затмения. Бен стоял, высокий, какой-то отчужденный.

– Ну, я пошел… Пришлю тебе открытку. Надеюсь, ты понимаешь, почему я должен сейчас уехать, – пробормотал он и, пряча глаза, взялся за сумку.

Она зашила дыру в его старой шинели и велела обмотать ноги мешковиной, чтобы не промокли брюки; нашла еще один шарф, теплый, и дала в руки палку. – Возьми вот это, чтобы дойти до большой дороги. Там все это оставишь и наденешь свой хороший шарф. Я с собаками провожу тебя до первого амбара. – Она надела старую шинель, а на плечи накинула сложенный мешок, отчего стала похожа на монаха в капюшоне.

Идти было поначалу скользко. Даже у собак разъезжались лапы. Они карабкались по обледенелым наносам словно альпинисты. Небо было серое, с него сыпала ледяная морось, на высоких склонах висел сырой туман, вся панорама была одноцветная, серо-белая, камень и шифер; зелень травы спряталась под серебристым светом снега.

Вместе они подтащили санки с кормом к первому амбару, где мычали голодные коровы.

Почему же ей кажется, будто он дезертир, покинувший свой пост? Вдруг снегопад вернется, и она снова окажется отрезанной от мира? Справится ли она в одиночку, ведь она так зависит от его силы и знаний. Ей хотелось закричать «Пожалуйста, не уезжай! Останься!», но она молчала, не желая, чтобы он остался из чувства долга или благодарности.

Он, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, стоял в дверях, словно не хотел уходить.

– Давай ступай, я справлюсь… Сообщи о себе, как ты там… И больше не уходи от дороги; прямые линии всегда самые надежные. Я передам Тому, что ты выпил его виски, – сказала она, пытаясь шутить, но на сердце у нее была черная тоска.

– Ты уверена? – еще раз спросил он. – Ведь мы с тобой хорошая команда.

– Садись на свой корабль и напиши мне подробное письмо из Вагги-Вагги. Если я выиграю в тотализатор, тогда, может, выберусь и навещу тебя… Давай, парень, выметайся!

Ей хотелось подбежать к нему, обнять, упросить, чтобы он остался, но это только смутит его. Наставник ей не нужен. Ведь он видел, что она сама со всем справляется. Он хочет уехать, а она слишком гордая, чтобы умолять его. Теперь они снова друзья, и это главное: друзья, и ничего больше.

Ах, ладно, когда-нибудь она посмеется над тем, как он неудачно отправился в гости к Тому с Флорри.

– Это была я, Одинокая Джилл, в снежном буране. Кого же я выкопала из снега? Ба, да это мой потерянный кузен! Теперь он уходит, а я даже не нашла времени, чтобы постирать ему носки! Вот тебе и Йевеллы.

Она смотрела, как он шел через поле, проваливаясь по колено в снег. Иногда останавливался, оглядывался на их утонувший в снегах дом и махал рукой. У него был такой виноватый вид, когда он уходил, его глаза о чем-то молили ее. А на ее глаза набежали слезы, и не из-за поднявшегося резкого ветра.

Он наклонился вперед, борясь с ветром, полы шинели развевались и хлопали; скоро он уже был еле виден в белесой дымке. Ей захотелось крикнуть ему что было силы, чтобы он вернулся, но ее губы потрескались и болели, а из гортани не исторглось ни звука. Что ж теперь кричать? Поздно.

Когда он доберется до дороги, дальше будет удобней идти по верху каменной стенки, как это делает почтальон. Бен знает эти места. У него с собой припасы, а в кармане фляжка с горячим какао. Если захочет пить, можно сосать сосульки как леденцы. Но будет ли поезд – другой вопрос. Когда он доберется до деревни, там найдется много мест, куда он сможет попроситься на ночлег.

Она сделала свое дело и спасла его. Он в ответ помог ей по хозяйству, дал ей мужество взглянуть на лицо Сильвии. Этим семья и хороша. Но в его неожиданном возвращении было что-то удивившее ее. Его доброта расшевелила в ней забытые воспоминания о том, как хорошо быть молодой и поддаваться обаянию красивого лица. Тетя Флорри права, говоря: «Тебе надо чаще бывать на людях. Ты ведь была красоткой. Почему ты так себя запустила? Молодость дается один только раз».

Она делала свою работу, поглядывая на небо, меняется ли оно, есть ли там признаки оттепели. Подмораживало, а тучи напоминали куски свинца. Задует ветер, и все повторится снова. Хоть бы Бен поскорее спустился в долину.

В природе-то, может, и не настала сейчас оттепель, а вот в ее душе да, настала. Она уже не такая замороженная и бесчувственная. Бен вернул ей искорку надежды на будущее. Так она думала, идя в курятник с кормом. Если повезет, она найдет там замерзшие яйца.

Подойдя к сетке, она увидела, что случилась катастрофа: там была дыра, от которой тянулся кровавый след; вокруг валялись перья. Проклятая лиса… Не требовалось быть ясновидцем, чтобы угадать, что она найдет внутри. С упавшим сердцем она шагнула в клетку и собрала остатки от ее курочек. Лишь одна сидела, дрожа, на насесте.

Хуже всего стало то, что на кухне никого не было. Не с кем ей поделиться этой бедой. Впервые за много недель ей захотелось выпить.

На верхней полке в подвале стояла бутылка, которую она хранила как память о былом. Иногда она спускалась вниз, гладила ее рукой и разговаривала с ней. Ей было приятно знать, что она там. Она знала, что может сойти по ступенькам и налить себе в любое время, когда захочет. Считала правильным напоминать себе, что искушение кроется за каждой дверью. Но в этот день такие манипуляции показались ей чересчур самонадеянными. Она промерзла до костей, у нее горели мозоли на ногах, а в доме стало так пусто.