Чечня рядом. Война глазами женщины - Ольга Алленова

Внешне Владислав совсем не похож на скинхеда и таковым себя не считает.

– Я не скинхед, и у нас скинхедов нет, – говорит он. – У нас обычные пацаны, которым надоело прогибаться. Мы не собираемся нападать на кого-то или кого-то убивать. У нас нет ненависти к кавказцам вообще. Но если где-то тронут русского, мы за него постоим.

Мне показывают бедные спортивные клубы с названиями «Россия» и «Русь» в катакомбах старых заводов, я вижу тренировки парней в камуфляже в полях на окраинах Ставрополя.

– Мы учимся защищать себя и своих родных, – говорят те, кто сюда ходит. – И в этом нет ничего криминального. У чеченцев и дагестанцев по всему городу спортивные клубы, они все борцы. А почему нам нельзя? А камуфляж мы надеваем только здесь: он не так пачкается, как обычная спортивная форма.

Перед отъездом я встречаюсь с председателем Союза славянских общественных организаций Ставрополья Владимиром Нестеровым. Он говорит, что власти и правоохранительные органы пытаются преподнести драку на северо-западе Ставрополя как бытовую, но на самом деле это межнациональный конфликт, который давно назревал и только сейчас прорвался. И это только начало. Если случится еще одна подобная драка, то «это будет Кондопога, умноженная на сто, потому что громить пойдут всех и вся – все знают, кто где живет и у кого какой где бизнес». Он говорит, что власти не контролируют миграционные процессы и что из шести восточных районов Ставрополья за последний год выехало 30 % коренного славянского населения, а те, кто заселяется на их места, несут другую культуру и другие ценности. – Вот в Михайловске, например, кавказцы уже обложили данью местных таксистов, – говорит Нестеров. – А краденые машины – это вообще кавказский бизнес. Недавно, например, даже украли «девятку» у фээсбэшников и потребовали денег. А еще недавно в Грачевском районе русские и дагестанцы перестрелялись, а милиция приехала только на четвертый день и пригрозила завести дело о межнациональной розни – в общем, заставила всех забрать заявления. Как будто оттого, что они боятся произнести «межнациональная рознь», проблема исчезнет.

Нестеров вспоминает, что в феврале застрелили атамана Нижнекубанского казачьего войска из-за бизнеса, который с ним не поделили кавказцы. А потом в Ставрополе зарезали молодого парня Трунова, а убийцы скрылись то ли в Чечне, то ли в Дагестане.

– После таких преступлений всегда скрываются в этих республиках, как будто войны не было и как будто Россия не наводила там порядок, – говорит лидер Славянского союза. И наконец он говорит, что по местным законам культурные национальные общества получают на развитие деньги из бюджета, а славянские организации денег не получают и не могут открыть центры по воспитанию молодежи.

– У нас 18 клубов по всему Ставрополью, – говорит Нестеров. – У нас есть своя программа, одобренная правительством. Она называется «Поверь в себя». Но мы не можем провести все это в массы, потому что мы общественная организация, а не коммерческая, и власти нам не хотят помогать. А ведь эта наша программа предусматривает не только физическую подготовку. Мы предлагаем изучать историю в таком ключе, что Россия была не покорителем и завоевателем народов Кавказа, а помогла развиваться этим народам. И что Ермолов был не палачом, как это сейчас некоторые кавказские ученые преподносят, а военачальником, который думал о благе России. И мы с удовольствием примем в эти клубы ребят всех национальностей, потому что только так можно решить эту проблему недоверия и враждебности.

– Вряд ли они пойдут в ваши клубы, – говорю я.

– Это вина их диаспор, которые работают здесь. Вот недавно мы проводили футбольный турнир в честь генерала Ермолова. Пригласили все диаспоры.

– Неужели пришли?

– Ни один не пришел. Просто они не хотят с нами работать. У них идеология другая.

10.09.2007. Охота на ингушей

Человек, позвонивший мне в редакцию, представился Асланом.

– Вот вы много пишете про Беслан и про Осетию, – сказал он. – А вы знаете, что осетины организовали группу, которая мстит ингушам за Беслан? Знаете, что со времени Беслана пропало несколько десятков ингушей? Если вам интересно, приезжайте, я помогу с материалами.

Что осетины мстят ингушам за Беслан, мне говорили и раньше. Но за три года, прошедшие после трагедии, я ни разу не слышала от самих осетин, что они собираются кому-то мстить. Мой телефонный собеседник утверждал, что у него есть официальные данные о том, что после Беслана в Северной Осетии началась настоящая охота на ингушей.

Перед отъездом я выяснила, что в начале июля пропали два пожилых жителя села Чермен Пригородного района – района, населенного преимущественного ингушами, который ингуши и осетины делят с 1944 года, когда он указом Сталина был передан Северной Осетии. Сразу после исчезновения стариков Мухажира Гайсанова и Магомеда Таршхоева в Чермене собрался большой митинг, и местные жители отказались расходиться, пока не вернут пропавших. К митингующим приехал федеральный инспектор Сулейман Вагапов. Он сообщил, что есть несколько версий похищения, одна из которых – месть за Беслан.

Вскоре дело о пропаже ингушей было передано для расследования в управление Генпрокуратуры по Южному федеральному округу, а из Москвы в Осетию вылетели оперативно-розыскные группы МВД и ФСБ России.

Я прилетела в Беслан и в тот же вечер отправилась в Назрань. Граница была закрыта. На Черменском посту меня остановили, проверили документы и сообщили, что не могут пропустить в Ингушетию из-за ЧП. В этот день в республике подорвали машину с милиционерами, скорее всего, в отместку за убитого накануне молодого ингуша, которого правоохранительные органы называли боевиком, а местные жители – обычным парнем. А накануне была расстреляна семья русской учительницы Веры Драганчук.

– Там такой бардак, вы даже не представляете, – сказал мне один из омоновцев на посту. – Один в один как в Чечне до войны.

– А завтра я смогу проехать?

– Вы с утра приезжайте. Если все стихнет, конечно, проедете.

Я не смогла проехать ни на следующий день, ни еще через два дня. Граница была закрыта не только из-за третьей годовщины Беслана. Ингушетию лихорадило.

Правоохранительные органы убивали местных жителей, называя это спецоперациями, местные убивали и обстреливали сотрудников милиции и ФСБ, а 2 сентября сотрудники милиции и ФСБ едва не перестреляли друг друга в Карабулаке.

Я позвонила Аслану, и он приехал за мной сам. Показал удостоверение сотрудника правоохранительных органов и кипу бумаг – копий страниц уголовных дел. Разговаривать со мной на территории Северной Осетии категорически отказался. Мы проехали через Черменский пост, на котором машину Аслана, видимо, знали и даже не проверили, и остановились сразу за постом.

– Это нейтральная территория, – сказал Аслан. – Ингушский пост впереди, осетинский за нами.

Похищения ингушей, по словам Аслана, начались летом 2005 года – тогда пропал житель села Дачное Пригородного района 40-летний Чингисхан Чахкиев. Через три дня его труп с перерезанным горлом раскопала собака. Это произошло у селения Коста, недалеко от Беслана. Через месяц в селе Дачное из автомобиля «ВАЗ» серебристого цвета был обстрелян местный житель Тариев, с ранениями он был доставлен в больницу в Ингушетию. Этот автомобиль так и не нашли, хотя он фигурировал еще в нескольких нападениях и похищениях. В октябре того же года в селе Куртат пропал без вести 25-летний Ахмед Сурхоев. В начале ноября исчез житель Дачного Маули Матиев, а спустя несколько дней автобус, следовавший из Назрани в Тарское, в районе поселка Южный остановила милиция.