Жестокая ложь - Мартина Коул

Выйдя из квартиры, Габби направилась к своей машине и, уже отпирая дверцу, заметила брата. Джеймс стоял на углу, наблюдая за улицей перед домом матери. Габби почувствовала смутное беспокойство. В конце концов, ее дочь сейчас гостит у Синтии. Если брат вломится в квартиру матери и на глазах у Чери устроит скандал, хорошим это не закончится.

Она доехала до угла дома, у которого стоял брат, и притормозила.

— Что ты здесь делаешь, Джеймс?

Он рассеянно улыбнулся и сказал:

— Я слышал, у твоего Винсента дела идут неплохо.

Габби проигнорировала его слова и повторила вопрос:

— Что ты здесь делаешь, Джеймс? Ты ведь знаешь, что мама не хочет тебя видеть.

Брат пожал плечами. Какой же ужасный у него вид! Винсент говорил, что он употребляет наркотики, и, глядя на Джеймса, Габби поняла, что так оно и есть. Брат выглядел до измождения худым и каким-то больным. Сегодня заметно похолодало, а на Джеймсе поверх футболки была только куртка из тонкой ткани.

Габби вглядывалась в его лицо, и сердце ее сжималось от жалости. Если бы он не был ее братом, молодая женщина не отважилась бы приблизиться к нему. По правде говоря, со времени возвращения Джеймса сестра избегала его, словно он был зачумлен. Несколько раз она видела Джеймса издалека, но каждый раз проезжала мимо, даже не поздоровавшись. Он вызывал у нее нервный озноб. Любой, глядя Джеймсу в глаза, сказал бы: «С этим парнем что-то не так». Ее брата легко можно было бы спутать с серийным убийцей или насильником из какого-нибудь фильма. Особенно бросалась в глаза грязная, неопрятная одежда. От Джеймса можно было ожидать всего, что угодно. Надо убедить его не приближаться к дому матери, когда там находится Чери.

— Моя малышка, моя Чери, сейчас у нее. Если Винсент узнает, что ты напугал ее… — Габби не закончила, заметив, как расширились глаза брата. — Ты принимаешь лекарства, Джеймс?

Этот вопрос рассердил брата.

— Принимаешь?

Он переминался с ноги на ногу, не желая смотреть сестре в глаза.

— А тебе какое дело?

Габби тяжело вздохнула.

— Ты мой брат, Джеймс… — Он молчал, и тогда она попыталась зайти с другого боку: — Где ты живешь? Неподалеку отсюда?

Брат пожал плечами.

— С чего такой интерес?

Габби учуяла зловонное дыхание наркомана, и ее чуть было не стошнило.

— Потому что ты стоишь здесь, возле дома мамы. Зачем? Я знаю, что ты ее не любишь.

У брата был такой неряшливый вид, что вполне могло оказаться: он спит на улице. Габби подумала о том, что сказал бы отец, увидев сына в таком состоянии. Как бы он поступил, если бы знал, как без него сложится их судьба? Оставил бы их на произвол этой страшной женщины, которой нет дела ни до кого, кроме своей драгоценной особы? А теперь вот Чери…

Ни ей, ни Джеймсу в начале жизни не повезло. Они были маленькими детьми, отданными во власть женщине, равнодушной ко всему, кроме себя…

— Это свободная страна, Габби. Я могу быть там, где захочу, и видеть мать тогда, когда мне заблагорассудится… Но я могу тебе пообещать, что если захочу навестить нашу мамочку, то сделаю это, когда рядом с ней никого не будет. Договорились?

Габби смотрела на человека, который был ее братом и в то же время совершенно чужим человеком. Покачав головой, она грустно сказала:

— Пожалуйста, скажи, где ты живешь, Джеймс? Я хочу помочь тебе, если смогу…

Он только загадочно улыбнулся, развернулся и зашагал прочь.

С минуту Габби сидела в машине, раздумывая над тем, стоит ли предупредить маму о появлении Джеймса возле ее дома. Скорее всего, Синтия об этом знает. Она отнюдь не глупа и наверняка уже заметила, кто слоняется под окнами. И все-таки, развернув машину, Габби поехала обратно. Пока Чери у Синтии, надо быть начеку. Она решила рассказать Винсенту о своих волнениях.

— Мне не мешало бы сорвать куш, Берти. Жена ждет второго ребенка. Гараж приносит хорошую прибыль, но надо выплачивать по закладной и всякое другое…

Берти Уорнер холодно улыбнулся. Рано или поздно он должен был захотеть большего. Бесспорно, Винсент получал немало, но у него постоянно возникало ощущение, что кто-то ему чего-то недодает. Это было частью его натуры. Винсенту кажется, что весь мир ему что-нибудь да должен. Конечно, парень оказал им большую услугу, но, вообще-то, за это он получил щедрую компенсацию, не говоря уже об уважении, которое ему теперь оказывают. Слишком мало времени прошло после отсидки, чтобы участвовать в ограблении. Поэтому Берти начистоту выложил все, что он по этому поводу думает.

— Успокойся, парень. Если ты примешься за старое слишком рано, тебя тотчас сцапают. Некоторое время за тобой станут следить. Легавые будут в курсе того, с кем ты общаешься. Не исключено, что они решат прослушивать твои звонки. Помнишь, что я говорил о мобильниках? Никогда не звони на мобилу, если занят делом. Повторяю: никогда! Надо звонить из телефона-автомата и так, чтобы нельзя было проследить, кто оплатил звонок. Легавые используют скремблеры и другую аппаратуру для прослушивания наших разговоров. Никогда не забывай об этом!

Винсент, с трудом сдерживая нетерпение, нахмурившись, ответил:

— Ты мне это уже говорил.

Рассерженный Уорнер с сарказмом сказал:

— Конечно, говорил, умник, но решил напомнить, на случай если ты это забыл. Не воображай себя самым умным только потому, что умеешь набрать телефонный номер. На меня работают ребята, которые разбираются в технике почище твоего. Сигнал легко перехватить. Я, может, и не Александр Грэхем Белл,[21]но достаточно умен, чтобы прислушиваться к словам тех, кто в этом разбирается, поэтому, если ты еще хоть раз позвонишь мне со своего мобильника, как сегодня утром, я забью его тебе в горло так глубоко, что не вытащишь, понятно?

Берти перешел на крик, и Винсент О’Кейси едва сдержался. Ему хотелось наброситься на старика с кулаками, но он понимал, что это безрассудно. Берти замочит его без лишних слов. Терпением и снисходительностью мистер Уорнер никогда не отличался. Он мог пустить слезу при виде умирающего от голода негритянского ребенка, когда смотрел по телевизору новости, но, если вдруг находящийся рядом с ним грудной младенец начинал плакать, Берти заводился с пол-оборота. Он весь состоял из противоречий. Самое лучшее — оставить его в покое. Пусть перебесится.

— Слушай меня внимательно, мистер Хороший Куш! Это ты работаешь на меня, и я буду решать, когда придет время возвращать тебя в дело!

Винсент облизал пересохшие губы. Сдерживаться становилось все труднее. Он опустил голову, чувствуя себя нашкодившим школьником.