Клуб Мэри Шелли - Голди Молдавски

Я даже не заметила, как Брэм коснулся пальцем моего подбородка, нежно приподняв мое лицо.

– Ты знаешь правду, Рейчел. Все это время ты ее знала.

Он находился так близко, что грань между ненавистью и страстью размылась. Его прикосновение к моей коже походило на разряд тока. Воздух обжигал легкие.

Я моргнула. Отступила назад. Тотчас же, какое бы заклинание мы невольно на себя ни наложили, оно разрушилось. Я бросилась прочь из комнаты, из этого дома, где гремела вечеринка, и ни разу не оглянулась.

47

Я НЕ МОГЛА ПЕРЕСТАТЬ думать о том, что сказал Брэм.

В глубине души ты это знаешь.

С тех пор как Сим признался, что видел Человека в Маске, я все думала: «А что, если?» И когда этот человек появился на вечеринке в честь Хэллоуина, я убедила себя, что у меня всего лишь разыгралось воображение, но голос разума в моей голове продолжал задавать вопрос: «А что, если?» А с тех пор, как Лакс сообщила, что тоже видела человека, слова повторялись в моей голове, как мантра.

А что, если? А что, если? А что, если?

После гибели Сандры все стало таким очевидным.

Это был он.

Второй человек, который когда-то проник в мой дом. Ведь Мэтью Маршалл действовал не один. В ту ночь я видела двух парней в масках, и когда один из них остался, другой убежал.

Что, если человек, который сбежал из моего дома той ночью, вернулся?

Что, если он вмешивался в испытания на страх, проводимые членами Клуба поклонников Мэри Шелли, чтобы передать какое-то послание?

Что, если он охотится за мной?

Так что же делать, если ты совершенно уверен, что за тобой охотится убийца в маске? Конечно же в понедельник утром отправиться в школу.

Я не могла остаться дома – наступил день поминовения Сандры, и я обещала ЗамуДищу произнести небольшую речь. Я сидела в аудитории, довольно успешно притворяясь нормальной девушкой, чьей жизни не угрожает маньяк в маске. В руках я держала листок бумаги, на котором написала свою речь в память о Сандре. Неровный почерк едва можно было прочесть, даже мне самой. На сцене члены хорового кружка заканчивали какую-то песню о благодати. За ними висела простыня, скрывающая какой-то большой сюрприз, о котором ЗамуДище собирался нам рассказать. Я могла только предположить, что это – гигантская мемориальная доска, посвященная памяти Сандры. Интересно, подумала я, понравилось бы Сандре, что ее имя навсегда выгравировали на блестящей золотой поверхности, или она бы пришла в ярость, что ее навеки связали с этой школой. Я ненавидела себя за то, что не знала наверняка.

Когда хор закончил петь, ЗамуДище вышел на сцену, чтобы вместе с нами проводить певцов под аплодисменты. Я зааплодировала с опозданием и остановилась тоже слишком поздно, опустив руки лишь тогда, когда ЗамуДище бросил в мою сторону многозначительный взгляд.

– А теперь слово передается одной из подруг Сандры, – объявил ЗамуДище. – Рейчел Чавес.

Я встала, поднялась по трем коротким ступенькам на сцену и заняла свое место за трибуной. Несколько секунд я просто разглаживала свой листок. Мои руки дрожали, а кожа под воротником начала зудеть. Огни софитов казались особенно яркими, как будто они могли ослепить меня.

Внезапно я испытала прилив ненависти к ЗамуДищу и всем собравшимся в этом зале за то, что они заставили меня сделать это. Но потом я взглядом нашла в толпе свою маму. Она стояла позади вместе с остальными учителями. Мама уже плакала, а ведь я еще даже не начала говорить. А затем я увидела Фредди. В момент, когда наши взгляды встретились, он кивнул мне в знак ободрения.

Зуд на коже поутих. Свет уже не казался таким ярким. Я опустила взгляд на листок и начала читать.

– Когда я узнала, что мне нужно выйти и произнести несколько слов о Сандре, то стала размышлять, что же сказать в ее память. Потому что она хотела бы чего-то значительного. Она этого заслуживает. Я постаралась вспомнить о ней самое лучшее. Например, она была щедрой. Она была рада помочь кому угодно, чем угодно. И она была смелой. Она умела знакомиться с людьми так, словно это не самая трудная задача в мире. И она ненавидела фильмы ужасов.

Мое горло перехватило, из груди вырвался грустный смех, в котором слышались слезы, и на мгновение я оторвалась от чтения. На губах Фредди появилась невеселая улыбка.

– Но все же причина, по которой я так ее любила, эгоистична. Я любила Сандру, потому что она дружила со мной. – Я глубоко вздохнула и услышала, как помехи потрескивают в микрофоне. Я прочитала следующую строчку про себя, прежде чем произнести ее вслух, из-за слез перед глазами все расплывалось. – Она дружила со мной, когда никто больше не хотел. И она не заслужила того, что с ней случилось.

Я попыталась найти взглядом в толпе членов клуба. Фелисити со скучающим видом разглядывала потолочные светильники. Тайер, казалось, тоже не слушал, обмякнув в кресле, вялый, как труп. Но Брэм наблюдал за мной, и наши взгляды встретились. Мне оставалось сказать еще немного, но я не могла разглядеть строчки сквозь слезы. Я решила, что Сандра не хотела бы видеть меня распустившей здесь нюни.

– Так что да. Почтим память Сандры.

Все ученики Манчестерской школы захлопали, и ЗамуДище взошел ко мне на трибуну. Я уже собиралась вернуться на свое место, но он остановил меня.

– Не поможешь ли мне открыть это? – попросил он, указывая на большую белую простыню позади нас.

Я встала с одной стороны полотна, а он – с другой.

– То, что случилось с Сандрой Клермонт, – трагедия, – прогремел ЗамуДище в микрофон на трибуне. – Ее любили все, она со всеми дружила, и, конечно, всем будет ее не хватать. Но ее не забудут. За моей спиной находится кое-что, что будет установлено в столовой. Мемориальная доска, которая не только почтит память Сандры, но и отметит бенефициаров Фонда Сандры Клермонт, который ее родители великодушно учредили. На мемориальной доске будут постоянно добавляться имена учеников, получивших стипендию из этого фонда.

ЗамуДище дернул за свою сторону простыни, а я потянула вниз свою. Зал ахнул. Я начала хлопать, потому что это казалось правильным, но вздохи становились все громче и превращались в шокированное бормотание и шепот.

Я повернулась, чтобы как следует рассмотреть мемориальную доску. Я перестала хлопать.

Доску разрисовали красной краской из баллончика. Мне пришлось отступить назад, чтобы прочитать надпись.

Фредди Мартинес

Фелисити Чу

Тайер Тернер

Брэм Уайлдинг

Ниже я увидела свое имя – цвета красных полицейских мигалок.

ЗамуДище что-то говорил в микрофон, но его голос звенел у меня в ушах, слова теряли всякий смысл и превращались в неразборчивые помехи. Я поискала взглядом членов клуба. Мы непонимающе посмотрели друг на друга.