Почти любовь - Алекс Джиллиан

быстро и необдуманно соглашаюсь я, хотя отлично понимаю, как эти самые «приятные воспоминания» могут выйти мне боком. Мой опыт говорит, что если резать, то сразу и целиком, иначе болезнь может начать прогрессировать еще быстрее. Но, как сразу и целиком отрезать человека, который по большому счету ничего плохого тебе не сделал?

– Тебя подвезти? – поняв, что разговор исчерпан, предлагаю чисто из вежливости. Разумеется, меня совершенно не прельщает мысль о том, чтобы провести ещё какое-то время в компании бывшей жены. Нет, не таким я представлял собственный мальчишник. Зря поехал, лучше бы дома отлежался.

– Я вернусь в клуб, – смущённо улыбнувшись, отказывается Майя.

– Ты здесь не одна? – осеняет меня, и вопреки здравому смыслу я чувствую совсем не то, что должен. Не ревность, и близко нет. Это нечто другое, но не менее неприятное. Ответственность, чувство вины, тревога. Если Майя вляпается в очередного мудака, это может ее доломать.

– Не одна, – подтверждает она мою догадку и отводит взгляд куда-то мне за спину. – И я за рулём. Так что можешь не волноваться.

– Не рановато ли для новых отношений? – какого-то хрена спрашиваю я, хотя мне должно быть до лампочки, с кем она припёрлась в клуб.

– Ты завтра женишься, Кравцов, – горько усмехнувшись, Майя стряхивает пепел и затягивается. Лишних пояснений не нужно, но она все равно уточняет: – Спустя два с половиной месяца после нашего официального развода.

– Не сравнивай. У меня особый случай.

– Большая и чистая любовь. Я в курсе, – со смешком отзывается Майя. – Надеюсь, что у меня тоже… скоро будет.

– Ну удачи тогда вам обоим, Май. Совет да любовь, – не удержавшись от сарказма, благословляю бывшую жену.

– И тебе, Саш, – подмигнув мне на прощанье, она разворачивается и, покачивая упругой задницей, направляется в сторону клуба. Грациозная уверенная походка, прямая спина, красивые ноги, которые сегодня будет раздвигать кто-то другой. Надеюсь, этому идиоту повезет больше, чем мне, и он не станет очередной маниакальной одержимостью моей ненормальной бывшей.

По дороге из клуба я решил сделать широкий жест и заехал в круглосуточный цветочный магазин, где отхватил сразу три букета, по одному на каждую гостью. Самый красивый, разумеется, Веснушке. Тут без вариантов. Лучшее для лучшей. Хотя она конечно же не оценит. Ещё и отругает, что трачу деньги на мусорное ведро вместо того, чтобы сделать взнос в благотворительный фонд, помочь братьям нашим меньшим или подать милостыню старушке в метро.

Улыбнувшись своим мыслям, заскакиваю ещё и в супермаркет, где набираю корзину сладостей и фруктов. Шаманское благоразумно обхожу стороной. Сегодня точно не стоит, а завтра так и быть нарушу сухой закон. Главное, с непривычки не вырубиться до конца банкета и выдержать всю программу, не упав мордой в салат.

Загрузив машину букетами и пакетами, с чистой совестью еду домой, где меня наверняка так рано не ждут. Олеська вообще не самого лестного мнения о моем моральном облике. Как ни крути, а первое оставленное в глазах женщины впечатление исправить очень и очень сложно. Я бы даже сказал – невозможно.

Неприятное липкое предчувствие начинает царапать в области солнечного сплетения еще до того, как я захожу в подъезд, и стремительно нарастает, пока поднимаюсь в лифте на свой этаж. Ситуация проясняется, когда я замечаю пьяного вдрызг Смоленского, рассевшегося на коврике перед квартирой. Внутрь, по всей видимости, его не пустили. И правильно сделали. Я бы точно не обрадовался, обнаружив Вадика на своей кухне.

Твою ж мать, какого черта им всем от нас надо? Майя, Вадик, мальчишник этот дурацкий… Мы можем просто пожениться и остаться одни? Без толпы народа, постоянно вмешивающейся в нашу жизнь?

Привалившись спиной к двери, Смоленский хлебает виски прямо из горла, мутным взглядом изучая букеты и пакеты в моих руках. Черт, все-таки надо было сразу ехать домой, а не по магазинам таскаться, но кто же знал, что Вадик такой упертый олень. Права была Леська – плохо мы знаем неконфликтного заумного Смоленского. Не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся.

– Будешь? – протягивая мне бутылку, спрашивает вполне внятным голосом.

– Руки заняты, – небрежно пожимаю плечами. – Не помню, чтобы я тебя в гости приглашал. Да и поздновато уже для визитов.

– А я поговорить! – с грохотом поставив бутылку на бетонный пол, он пытается подняться на ноги. С третьей попытки у него получается, но, чтобы удержать свою нетрезвую тушку в горизонтальном положении, ему приходится обеими руками придерживаться за стену. Взгляд исподлобья, волосы взъерошены, костюм весь в побелке. Хорош Ромео. И жалко дурака и в морду дать хочется. Вразумить, так сказать, по-мужски и заодно охоту таскаться за чужими женщинами отбить.

– Внизу меня подожди. На улице поговорим, – все-таки сжалившись над пьяным идиотом, киваю в сторону лифта. Мотаясь из стороны в сторону, он с трудом доползает до кабинки и бьет ладонью по кнопке вызова. Мимо. Снайпер, бл*ь. Второй раз, слава богу, попадает. Сколько раз ему говорил: не умеешь пить – не пей, козленочком станешь… или папашей, как я чуть было не стал. Но кому на хрен нужны дружеские советы? Свои грабли ближе.

В квартиру захожу, дождавшись, когда Смоленский наконец исчезнет из поля видимости. В прихожей мне навстречу выбегает бледная перепуганная Веснушка в шелковой брючной пижаме. Глаза огромные, губы дрожат, руки трясутся. Из комнат не доносится ни звука, зловещая тишина. Все или спят, или попрятались по углам. Блин, во дают, нашли кого испугаться. Вадик даже пьяный мухи не обидит. Он же… как бы это сказать, хоть и странноват слегка, но зла и жестокости в нем нет ни на грамм. Мы с парнями его в свою компанию сначала чисто из жалости взяли, чтобы другие парни не троллили. Ну, и помогал он нам, конечно, с проектами, конспектами, да и вообще, всегда был готов на выручку прийти к любому. Надежный друг, безотказный, благодарный – так нам казалось. Поэтому его интрижка с Олесей меня, как обухом по голове. Не ожидал я такой подставы от Вадима. Не ожидал. Хотя, если разобраться, межу нами уже все кончено было, и он никого не предавал, но неприятный осадок все равно остался.

– Ушел? – шепотом спрашивает Леся, прикрывая губы тонкими пальцами.

– Внизу ждет, – бросив пакеты на пол, я вручаю ей сразу три букета. – Это вам. Разберетесь кому какой. Твой – вот этот, – показываю на орхидеи.

– Саш, не ходи, – свалив цветы на обувницу, она хватает меня за запястья. – Пусть уезжает. Ты ему ничего не должен.

– Малыш, я туда и обратно. Нельзя его так бросать, – мягко высвободив руки, заключаю Олесю в объятия и целую в кончик холодного носа. – Ты чего трясешься, Лесь? Это же Вадик. Мы быстро переговорим, а потом я вызову ему такси и отправлю восвояси.

– Он тут такое говорил… И кричал, и в дверь пинал… – уткнувшись мне в плечо, бормочет Олеська. Ну ни фига себе, понесло парня. Безобидный, блин. – Он думает, что мы его специально обманывали… Перед соседями стыдно. Хорошо хоть полицию не вызвали.

– Вот поэтому мне и нужно с ним побеседовать, – взяв ее лицо в ладони, спокойно смотрю в блестящие от слез глаза паникерши. – Чтобы успокоился и больше не приходил.

– Это все из-за меня, – подавленно сипит Леся. Тут не поспоришь. Накосячила Веснушка не хило, но я разгребу. Не в первой. Главное, чтобы она сама урок усвоила и мужиками жонглировать завязала.

– Надеюсь, француз твой завтра не нарисуется? – на всякий случай уточняю я. Надо же знать, к чему готовиться.

– Нет, – отрицательно качает головой, но не успеваю я выдохнуть с облегчением, как она добавляет: – У него дед умер, он сейчас на похоронах в Париже.

– То есть, если бы дед не скопытился, мне бы еще и его усмирять пришлось? – невесело ухмыляюсь я, стараясь не думать, откуда она знает о семейных делах своего лягушатника. Запрет на общение с другими мужиками мы обсудим потом.

– Не знаю, – отстранившись, Веснушка виновато разводит руками. А кто знает – хочется спросить, но я благоразумно молчу.

– Ладно, разберемся. Чайник пока поставь и пакеты разбери, – даю ей задание, чтобы не металась по квартире в нервном ожидании. – Я быстро. Все хорошо. Не дергайся, Лесь.

– Осторожнее, Саш, и помягче с ним. Он очень ранимый, – подавленно