Сакура и дуб - Всеволод Овчинников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С другой стороны, английские мужья больше всего осуждают в своих женах такие черты, как сварливость (29 %), глупость (24 %), сплетничество (21 %), мотовство (17 %), эгоизм (16 %). Жены же считают наиболее нетерпимыми недостатками мужей эгоизм (56 %), недостаток ума (20 %), инертность, нежелание помогать жене по дому (18 %), неопрятность (17 %), нечестность (16 %).
Приведенные цифры дают пищу для размышлений. Они, во-первых, позволяют судить о слагаемых хорошего характера в представлении англичан. Во-вторых, они выявляют главенство этических критериев над эмоциональными: отметим, что ни любовь, ни верность не оказались на первых местах ни в одном из списков.
В представлении японцев семья – это как бы гавань, откуда человек отправляется в самостоятельное плавание и куда он вновь возвращается во время жизненных бурь. Англичане же не рассчитывают на поддержку со стороны близких родственников в случае каких-либо трудностей, но, с другой стороны, не испытывают по отношению к ним чувства долга или ответственности. Это, впрочем, скорее английская, чем британская, черта, менее присущая многосемейным ирландцам, а также шотландцам с их кланами. Семейные связи, понятие родственного долга ослаблены в Англии правом первородства. Все имущество (а в аристократических семьях – и титул) издавна переходит по наследству одному лишь старшему сыну. Его остальные братья и сестры в принципе не получают ничего и должны устраивать свою жизнь самостоятельно.
Примечательно, что в японской семье, где также существует право первородства, дело обстоит совершенно иначе. Отчий дом, а на селе семейный надел играют там роль некоего страхового фонда, к которому при необходимости вправе обращаться все родственники. Целиком наследуя отцовское имущество, старший сын одновременно принимает на себя роль и ответственность главы семьи, причем по отношению не только к престарелым родителям, но и к младшим братьям. Если кто-то из них остался без работы, он может рассчитывать, что его, жену и детей всегда приютят в родительском доме.
В Англии же сама идея о том, чтобы несколько поколений жили под одной крышей, представляется совершенно несовместимой с канонами частной жизни. Английские бабушки могут очень любить своих внуков; они с удовольствием будут угощать их по субботам и воскресеньям; они охотно возьмут их к себе на пару недель во время отпуска родителей. Но они никогда не согласятся быть для них постоянными бесплатными няньками, слишком ценя свою независимость.
Англичанам присущ практический подход к морально-этическим проблемам. Другими словами, им свойственно вкладывать сугубо практический смысл и в такие вопросы, которые у других народов рассматриваются только в духовном плане. Школа, религия, правосудие – все эти силы делают в Британии упор на поведение человека, а не на его побуждения, все они направлены прежде всего на утверждение определенных этических норм. Примечательно, что именно на нравственную сторону религии делает упор английская церковь. Она считает, что утверждение моральных норм – более действенный путь к совершенствованию человека, чем такие средства воздействия на личность, как, например, исповедь у католиков. Не будет преувеличением сказать, что Англия является христианской страной главным образом в этическом смысле, где роль религии во многом подобна той, какую играет конфуцианство в Китае или Японии.
Стражем общепринятой этики служит в Британии и правосудие. Оно исходит в своих оценках только из поступков, а не из побуждений. Если адвокат будет строить защиту обвиняемого на объяснении мотивов или обстоятельств, которые толкнули его на подобный шаг, он вряд ли выиграет дело в Лондоне, где куда надежнее исходить из какого-то сугубо технического пункта закона. Наслышанные о терпимости англичан, многие иностранцы ошибочно трактуют ее как способность одного человека понять побуждения и тем самым оправдать действия другого. На деле же англичане понимают под терпимостью невмешательство в чужую частную жизнь, предполагая, в свою очередь, что каждый должен так же уважать частную жизнь окружающих.
Общественная жизнь в Великобритании зиждется на любительстве. В ее основе лежит традиционное представление, что всякий человек, помимо основных дел или занятий, обязан отдавать часть своего времени и сил какой-то деятельности, лежащей вне его личных, грубо говоря, своекорыстных интересов. Самая распространенная черта общественной деятельности в Англии – это комитеты, которые создаются по самым различным поводам из людей самого разного положения. Редкий англичанин не является членом комитета содействия чему-то, а еще чаще – против изменения чего-то. Умение излагать и отстаивать свои взгляды, публично уверенно чувствовать себя перед большой и даже недружественно настроенной аудиторией присуще представителям всех классов британского общества.
Чем больше доводилось мне бывать на профсоюзных собраниях в рабочих коллективах – в том числе небольших, провинциальных, – тем чаще приходила мысль, что любой здешний цеховой староста вполне мог бы председательствовать в палате общин.
На заседаниях захолустного уличного комитета, где обитатели трущоб совещаются, как им сообща противостоять выселению, споры ведутся в рамках безукоризненной, прямо-таки парламентской процедуры. Несмотря на обилие традиционных ритуалов, которые прежде всего бросаются в глаза иностранцу, англичанин не считает общественную деятельность чем-то изолированным от повседневной будничной жизни. И правящая элита умело использует это врожденное представление в своекорыстных целях, создает у людей иллюзию сопричастности к процессу принятия решений, к управлению делами общества и государства.
Если в личном плане англичане, в противоположность японцам, возводят в культ независимость и самостоятельность человека, освобождая его от бремени родственного долга, то в общественном плане англичане, точно так же, как и японцы, дорожат чувством причастности. Наряду с общественным началом их натуре свойственно желание принадлежать к небольшой, избранной группе людей с аналогичными интересами, взглядами или стремлениями. Эта жажда причастности, которую, на первый взгляд, вроде бы трудно совместить с индивидуализмом, видимо, во многом порождена разобщенностью семьи. Это – форма бегства от одиночества, на которое волей-неволей обрекает англичан их культ частной жизни. Если семья перестает быть центром притяжения, остается полагаться на круг людей, которых объединяют то ли общий интерес к коллекционированию марок, то ли общие воспоминания о школе, то ли общее стремление не допустить строительства химического завода на берегу живописного озера.
Независимость, граничащая с отчужденностью, – вот основа человеческих взаимоотношений в Британии. Не только друзья и родственники, но даже родители и дети не чувствуют себя связанными долгом или ответственностью друг перед другом. Такое отсутствие моральных обязанностей являет собой полную противоположность японскому образу жизни с его понятием долга признательности и долга чести, с его неразрывными путами общинных связей. Дело тут не в пережитках феодальной патриархальщины. И в Соединенных Штатах человек постоянно испытывает на себе различные формы морального нажима со стороны родственников, соседей, сослуживцев и подчас вынужден подчинять им свое поведение. В Англии же личные склонности и даже личные странности людей не вызывают противодействия со стороны окружающих. Невмешательство, которое, конечно, строго обоюдно, – вот краеугольный камень английской этики.