Грата - Кристиан Бэд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ченичу удалось до начала разгона опросить певца и бандитов.
Не успел он только поесть. И радостный Кифара клятвенно обещал ему, что как только корт затормозит у Асконы, в каюте сразу же накроют «самый лучший» стол.
Юрист успокоил себя тем, что потеря пары килограммов веса только освежит его.
Он вернулся в каюту, принял душ, старясь не разбудить своих измученных спутников, и улёгся в постель уже основательно, как следует пристегнувшись на случай ещё какого-нибудь ЧП.
Дверь в общий зал он тоже не стал закрывать, только задёрнул полупрозрачную шторку. Ему было страшно оставаться одному после всего перенесённого на этом проклятом корте.
Вдруг кто-то войдёт, а он не услышит? Или случится ещё что-нибудь страшное и злое? И нужно будет снова бежать куда-то, стрелять, лететь вокруг корабля, где чёрная бездна пронизана тонкими нитями бушующей рентгеновской звезды.
Он снова почти воочию увидел непроглядный мрак, играющий живыми сполохами звёзд, и провалился в сон.
Разбудили Ченича негромкие голоса.
— Тебя взяли в банду, чтобы ты меня опознал? — спросил Рэм негромко.
— Ты не понимаешь, — прошептал Ули. — Деян вытащил меня из тюрьмы. Его фонд помог мне уйти на условно-досрочное. Я был ему по гроб жизни обязан, а ему были нужны деньги для фонда. Галка, эта девчонка — она была чем-то больна. Какая-то генетическая дрянь. Денег фонда хватило только на диагностику, и Деян хотел отобрать у тебя плантацию!
— Тише, — попросил Рэм.
Парни не хотели будить Ченича. Судя по тяжести, наполняющей мышцы юриста, корт или разгонялся, или уже тормозил.
— Он говорил, что дело это благородное, — продолжал Ули. — Что в законах на Экзотике есть лазейки, и я должен только помочь ему уговорить тебя отдать всё фонду.
— Бред какой-то. А что ещё говорил этот твой Деян? — спросил Рэм.
— Да ты же догадался уже… Говорил, что ты — гад. Что ты меня и засадил в эту тюрьму.
— И ты поверил?
— Не знаю. Иногда верил, когда мне это долго внушали. Ты же знаешь, у меня всегда было очень плохо с верой кому-то на слово.
— И тогда директор взял в команду этого Старого? Чтобы он заставил тебя подчиняться?
— Старый появился внезапно, примерно неделю назад. Деян уже был в отчаянии, что никак не может выманить тебя с крейсера. Старый как-то ему помог. И да, ты правильно говоришь. Он выворачивал нам мозги так, что мы на время вообще забывали, кто мы. Потом Ильяс, наш певец, срывался, вспоминал, и у него начинались истерики. Галке становилось всё хуже. Ильяс сидел на этом Старом, как на наркоте. Он её очень любил. И мне тоже хотелось, чтобы эту дуру спасли, вылечили, ты понимаешь? Деян врал, что просто уговорит тебя поделиться. Ну зачем тебе столько эрго? Но после того, как мы избили тебя и заперли, я совсем поломался. Я понял, что предал тебя. Предал, уже когда согласился лететь.
— А тебя прямо спрашивали? У тебя есть, где жить? Есть работа?
Ули помолчал.
Потом снова раздался его голос:
— Я не должен был верить Деяну. Со Старым я бы не справился сам, но Деяну — не должен.
— Так ты и не верил, — голос Рэма звучал успокаивающе. — Это такая штука, типа внушения. Внушают не только истники, есть целая система, как манипулировать людьми. Я тебе потом расскажу, если хочешь. Вот только детство у нас с тобой было тяжёлое, и внушению мы поддаёмся плохо.
— Врёшь, это ты меня спас! С меня просто пелена упала, когда я услышал твой голос! Я сам бы не смог!
— Тише. Мы просто квиты. Ты меня вытащил с Мах-ми, я — тебя.
— Я дурак, — прошептал Ули. — Мне надо было бежать вместе с тобой ещё тогда, на Мах-ми. В спецон или ещё куда-то.
— Ну вот ты и убежал, — тихонечко рассмеялся Рэм. — Ты чё весь похоронился? Тебе двадцать лет. Самое время нормально куда-то пристроиться.
— Я хочу на Мах-ми вернуться. — Ули шмыгнул носом. — Семейное дело какое-то восстановить...
— Ули, ты спятил? Ночлежки будешь держать? С теми же бандитами?
— Это моя жизнь! Моя… Может, я там пойму, для чего я сделан.
— Ты поймёшь, для чего ты сделан, когда пройдёшь психотесты. И сможешь пойти учиться туда, к чему у тебя есть способности. Я оплачу учёбу.
— Я не хочу, чтобы ты за меня платил! Я сам…
Ченич тихонечко отстегнулся, встал, накинул халат и вышел с общий зал, изображая, что только проснулся. Не хватало ещё, чтобы парни поссорились.
— Доброе утро! — сказал он нарочито весело. — А где мы летим?
— Вышли у Асконы, делаем корректировку на 7-7-8 вест-вест-надир, — на автомате отозвался Рэм и улыбнулся, сообразив, что ответил не то. — Тормозим, — поправился он. — Ещё примерно пятнадцать минут, и оповещение о торможении погаснет.
— Это хорошо, — обрадовался Ченич. — Нам обещали королевский завтрак. Ведь уже утро, да? А то я совсем запутался в календаре.
— Да, — кивнул Рэм. — Уже утро.
— Так значит, можно поздравлять тебя с днём рождения?
Ули вдруг улыбнулся, и его бледное лицо со слишком тонкими чертами стало почти симпатичным.
— А ведь точно, у тебя же сегодня днюха! — сказал он с облегчением в голосе.
Видно, ему тоже хотелось соскочить с неприятной темы.
— Я думал, уже прилечу в это время, — фыркнул Рэм.
Он вдруг дёрнул рукой, и над его браслетом вздулась голограмма. Это было лицо человека достаточно молодого ещё, но с очень тяжёлым сверлящим взглядом.
— Ты почему не отписался? — спросил он Рэма.
— Я забыл, — растерялся парень.
Ченич попятился.
Если Старый пытался парализовать волю своих жертв, то взгляд человека на голо пробирал до самых печёнок, вламываясь в тайное и сокровенное. Он как бы спрашивал: «А ты кому нужен и чего стóишь?»
Пассажирский корт, следующий по маршруту «Аннхелл — Питайя — Аскона».
Вип-каюта
Ченич покосился на дверь: выйти бы потихонечку, пока собеседник Рэма его не заметил?
Но над дверной мембраной всё ещё горело предупреждение о торможении корта, и она была заблокирована. Можно было только юркнуть в арку, в свою часть каюты.
Однако юрист остался стоять. Он опасался, что именно движением привлечёт к себе внимание истника. Ведь даже по одним глазам было понятно, что это истник и не из последних. Молодой, страшный.
Говорят, что те, в ком способности проявляются рано, особенно сильные. Пока им ещё не исполнилось положенных сорока двух, они готовы корёжить и рвать реальность, ища в ней понимание самих себя.