Самозванец - Теодор Мундт

– Хорошо, – сказал Биндер, – мы обсудим с Гаусвальдом и Вестмайером, что нам следует предпринять. Раз для тебя это так важно, то мы постараемся заставить Пигницер отдать документ и вручим его баронессе Витхан. Таким образом невинно осужденная дама будет оправдана. Так как же спасти тебя? Нет, милый, ты должен открыть тайну своего маскарада!

– Биндер, то, что я сделал, было нужно родине. Если я выдам тайну своего маскарада, то нанесу ущерб отечеству, а его благоденствие важнее жизни одного человека. Нет, милый друг, оставь расспросы, они ни к чему не приведут. Брось это, давай поговорим по душам, вспомним прошлое. Может быть, это наш последний разговор!

И друзья принялись перебирать все то, что в прошлом тесно связало их судьбы.

VIII. Военный суд

Лахнер предстал перед военным судом.

За длинным столом восседали судьи: председательствующий подполковник, военный прокурор, полковой адъютант, два поручика, два подпоручика, два фельдфебеля, два капрала, два ефрейтора и двое рядовых, среди последних Лахнер заметил своего друга Гаусвальда.

Стол был покрыт темно-зеленым сукном, на котором лежали следственные акты, несколько томов свода военных законов, бумага, чернила, перья, обнаженная шпага и точеная белая палочка. Посредине стояло черное распятие, а по концам – два толстых медных подсвечника.

Левенвальд тоже присутствовал, но не в числе судей, а в качестве публики. Он часто поглядывал на обвиняемого, и его взор был полон злобной угрозы.

Сознавая свою невиновность, Лахнер стоял спокойно и прямо. Он не притворялся спокойным, нет! Да и чего было ему волноваться? Ведь Биндер обещал сделать все, чтобы раздобыть и вручить баронессе Витхан нужный документ, а только это одно и интересовало его в жизни.

Взоры всех судей впились в обвиняемого при его появлении, только прокурор с деловым видом рылся в бумагах. Председательствующий с недоумением посматривал на Лахнера. Он знал, что судят его именно за то, о чем нельзя спрашивать: за самозванство, знал, что все остальные пункты обвинения совершенно не доказаны, что объяснения подсудимого отличаются искренностью и правдоподобием, что эти обвинения юридически не опровергнуты. И его ставило в тупик: как мог простой гренадер ввести в заблуждение целое общество? Почему нельзя касаться в обвинении этого самозванства? Почему сам обвиняемый ни словом не заикается о своей роли?

Горькая усмешка еле заметно скривила губы этого офицера. Сейчас он принесет за себя и всех судей торжественную клятву судить по собственному разумению и внутреннему убеждению, не позволяя себе склоняться на сторону предвзятого мнения или стороннего влияния, а между тем участь обвиняемого была предрешена, его должны обвинить… Где же тут «разумение» и «убеждение»?

Это был честный офицер, прямолинейный исполнитель долга. Какое-то внутреннее чувство говорило ему, что Лахнер не виноват, не может быть виноватым. А он должен послать его на плаху!

На одно мгновение у председательствующего мелькнула мысль: а что, если он в своем резюме склонится на сторону обвиняемого, выскажется за его оправдание? Но сейчас же он досадливо отогнал эту мысль. Все равно, дело будет передано новому составу судей, которые должны будут осудить Лахнера. Обвиняемый ничего не выиграет от этого, а он, председательствующий, будет вынужден подать в отставку. За что же будет страдать семья? Нет, об этом нечего было и думать. И с горечью в душе он встал и произнес требуемую клятву, после чего объявил заседание военного суда открытым.

Приступили к допросу обвиняемого. После обычных вопросов о национальности, вероисповедании и прочем его спросили, почему он дезертировал в штатском платье из окна казармы.

– Я не дезертировал, – возразил Лахнер, – у меня был отпуск господина ротного командира. Кроме того, я добровольно вернулся в казармы.

– Кто пользуется вместо двери окном, тот имеет в виду дурной умысел.

– Умыслы не поддаются осуждению, и я не обязан признавать себя виновным в том, что когда-либо умышлял. Если же пользование окном вместо двери – преступление, то прошу указать мне, каким параграфом или статьей военного устава предусматривается это преступление.

– Обвиняемый должен был знать, что командир полка отдал приказание никого не выпускать из казарм и что приказание высшего по рангу должностного лица отменяет приказание низшего. Таким образом, пропуск ротного командира оказывался недействительным.

– Я знаю, что приказание высшего лица отменяет приказание подчиненного, но того, что господином полковником отдан такой приказ, я не знал.

– Почему же обвиняемый воспользовался окном вместо двери?

– Я не хотел, чтобы знали, что я ушел в отпуск в штатском платье.

– Имеется обстоятельство, опровергающее утверждение обвиняемого: почему же обвиняемый подбил фельдфебеля Ниммерфоля на пособничество бегству?

– Я не видел фельдфебеля Ниммерфоля в тот день и не мог его подбивать на что бы то ни было.

– О чем говорил обвиняемый с Ниммерфолем в таком случае?

– Когда?

– В день дезертирства.

– Почтительнейше протестую против слова «дезертирство». В тот день, когда, по мнению обвинения, я дезертировал, тогда как я на самом деле воспользовался лишь отпуском, данным мне на законном основании, я, как уже имел честь доложить суду, не видел фельдфебеля Ниммерфоля, а потому говорить с ним ни о чем не мог.

– Как обвиняемый попал в комнату Ниммерфоля?

– Шел по коридору, увидал открытую дверь и зашел туда.

– Почему же обвиняемому было известно, что Ниммерфоля в комнате нет?

– Потому что я издали видел его идущим по коридору.

– Кто помогал обвиняемому в бегстве?

– Почтительнейше протестую против выражения «бегство». Кроме господина ротного командира, давшего мне пропуск, мне никто не помогал оставить казармы.

– Когда обвиняемый выскочил из окна, командир полка приказал ему остановиться, окликнул по имени и назвал дезертиром. Раз обвиняемый не остановился на зов командира полка, значит, он бежал самовольно, то есть дезертировал.

– Я слышал какой-то крик, но не узнал голоса командира полка и не расслышал обращенного ко мне приказания.

– Это ложь. Голос командира полка отличается такой звучностью, что его слышит во время команды весь полк.

– Если мои слова ложь, то пусть мне это докажут. Обвинение предъявляет мне только предположения вместо доказательств!

– Куда отправился обвиняемый из казарм?

– К графине фон Пигницер.

– Что ему было нужно там?

– Я изложил мотивы в показании, данному господину военному следователю.

– Повторите их!

– Я устал и прошу прочесть показание.

– Обвиняемый боится разойтись с прежними показаниями?