Карл Маркс. История жизни - Франц Меринг

хотел издать их в Швейцарии, а если окажется возможным, то и в Америке. 7 декабря он писал американским друзьям: «Чтобы оценить юмор брошюры, имейте в виду, что автор ее за отсутствием одежды для достаточного прикрытия тела, а также и обуви был почти под арестом дома и что каждую минуту на его семью грозила обрушиться и обрушивалась горькая нужда. Процесс и в этом смысле поддел меня: в течение пяти недель вместо того, чтобы зарабатывать хлеб насущный, я вынужден был работать для партии против правительственных махинаций. Кроме того, процесс окончательно оттолкнул от меня всех немецких издателей, с которыми я надеялся договориться относительно моей „Политической экономии“». Но 11 декабря Шабелиц-сын, который взялся издать брошюру о кёльнском процессе, сообщал Марксу из Базеля, что он прочел уже первые корректурные листы. «Я убежден, — писал он, — что брошюра обратит на себя огромное внимание, так как она великолепна». Шабелиц хотел напечатать 2000 экземпляров и назначить цену в 10 зильбергрошей за экземпляр, в расчете, что часть издания будет наверно конфискована.

К сожалению, не часть, а все издание было конфисковано, когда его отправляли из небольшого пограничного села в Бадене, где оно лежало в течение шести недель, внутрь Германии. 10 марта Маркс сообщил эту печальную весть Энгельсу и писал ему с горечью: «Как при таких обстоятельствах не утратить всякую охоту писать? Приходится работать все время pour le roi de Prusse!»[1] Совершенно неизвестно, как произошла беда; сначала Маркс подозревал издателя, но, как скоро выяснилось, совершенно несправедливо. Шабелиц хотел распространить оставшиеся у него 500 экземпляров в Швейцарии, но из этого, по-видимому, мало что вышло; для Маркса же дело имело неприятный отголосок еще несколько времени спустя: через три месяца, правда, не сам Шабелиц, а его компаньон Амбергер потребовал от автора брошюры сумму в 424 франка в возмещение расходов по печатанию.

Что не удалось в Швейцарии, увенчалось по крайней мере успехом в Америке; но там, конечно, разоблачения Маркса не представляли опасности для прусского правительства. Разоблачения появились в «Новоанглийской газете» в Бостоне, и Энгельс заказал на свой счет 440 отдельных оттисков, которые предполагалось распространить в рейнской провинции с помощью Лассаля. Госпожа Маркс вступила по этому предмету в корреспонденцию с Лассалем, и он проявил большое усердие; но по их переписке нельзя установить, была ли достигнута намеченная цель или нет.

Брошюра Маркса нашла более живой отзвук в немецко-американской печати, где против нее стал агитировать Виллих. Это побудило Маркса написать небольшую новую брошюру против Виллиха, и она появилась в конце 1853 г. под заглавием «Рыцарь благородного образа мыслей». Едва ли стоит воскрешать эту работу из забвения, которым она давно покрыта. Как всегда в такой борьбе, порою грешит и та и другая сторона, и Маркс, когда он победил, охотно отказался праздновать торжество над побежденным. Он сам утверждал в 1860 г. относительно первых лет эмиграции, что лучшим способом ее защиты является сравнение ее истории с современной ей историей правительств и буржуазного общества; за исключением немногих отдельных членов ее, эмиграции нельзя поставить в упрек ничего, кроме иллюзий, более или менее оправдываемых тогдашними обстоятельствами, да, пожалуй, некоторой глупости; она же по необходимости вытекала из чрезвычайных обстоятельств, в которых эмиграция очутилась внезапно для себя.

И когда Маркс готовил в 1875 г. второе издание своих «Разоблачений», он с минуту колебался, не изъять ли из книжки главу о фракции Виллиха — Шаппера. Он все же оставил ее, но только потому, что при ближайшем обсуждении всякое искажение текста казалось ему подлогом исторического документа; он только прибавил следующее: «Насильственный разгром революции оставляет в умах ее участников, в особенности выброшенных в изгнание, сильное потрясение, и оно делает, так сказать, невменяемыми на некоторое время даже наиболее толковых людей. Они не в состоянии сообразоваться с ходом истории, не хотят понять, что форма движения изменилась. Отсюда вся их игра в конспирацию и в революцию, одинаково вредная для них самих и для дела, которому они служат. Таким непониманием объясняются также неправильные шаги Шаппера и Виллиха. Виллих доказал своим участием в североамериканской гражданской войне, что он далеко не только фантазер, а Шаппер, который в течение всей своей жизни был передовым борцом за рабочее движение, вскоре после кёльнского процесса признался и раскаялся в своих мимолетных заблуждениях. Много лет спустя, на смертном одре, за день до смерти, он еще с едкой иронией говорил о своей былой „эмигрантской глупости“. С другой стороны, резкость нападок на невольных сообщников общего врага объясняется теми обстоятельствами, при которых писались „Разоблачения“. „В минуты кризиса безрассудство становится преступлением перед партией и требует публичного возмездия“. Золотые слова, особенно для тех дней, когда заботу „о хорошем тоне“ ставят выше определенности принципов».

Когда борьба закончилась и привела к победе, Маркс менее всего был склонен к мелочному злопамятству. Он допустил больше, чем должен был, когда в ответ на резкие замечания Фрейлиграта о «двусмысленных и дрянных элементах», проникших в Союз, писал в 1860 г.: «Несомненно, что во время бури выплывает всякая дрянь, что революции не всегда пахнут розовым маслом, что там и сям к ним примазывается всякая нечисть. Но что же делать». Он с полным правом прибавил, однако, далее: «Впрочем, если вдуматься в огромные усилия, направленные против нас всем официальным миром, который не только поверхностно скользил по уголовному уложению, но и глубоко зарывался в него, чтобы погубить нас; если вдуматься в клеветнические наветы „демократии глупости“, которая не могла простить нашей партии того, что у нее было больше ума и характера; если знать историю всех других партий за то же время и если, наконец, спросить себя, что можно фактически поставить в упрек всей партии, то мы придем к заключению, что в этом девятнадцатом столетии она, напротив того, выделялась среди всех других своей чистотой».

С прекращением Союза коммунистов порвались последние нити, связывавшие Маркса с общественной жизнью Германии. Страна изгнания, «родина добрых» сделалась с тех пор для него второй родиной.

Глава 8. Энгельс — Маркс

Гений и общество

Если мы сказали, что Маркс обрел в Англии вторую родину, то, конечно, не следует в этом случае слишком широко понимать понятие родины. Маркса никогда не преследовали в Англии за его революционную агитацию, поскольку она не направлялась в конечном итоге против английского государства. Правительство «жадных и завистливых лавочников» обладало большей степенью самоуважения и самосознания, чем те континентальные правительства, которые напуганы своей нечистой совестью и