Мятеж броненосца "Князь Потемкин-Таврический". Правда и вымысел - Владимир Шигин

«В начале второго акта — печальная песня Качуры “Растужился ясный сокол”. Фон дальнейшего действия образует выдержанная в народном украинском духе песня рыбачек (а они-то на броненосце откуда?) “Ой, заспиваймо!” Вслед за драматической сценой с Голиковым (на самом деле, сцена была не драматической, а самой что ни на есть кроваво-трагической!) Матюшенко запевает патетически (самое время!) взволнованную песню “Ой ты ветер, ветер, что тихо веешь?” Под конец ее подхватывает хор. Полна динамики сцена восстания. Она органически заключается боевой массовой песнью матросов “Вот мы, братья, стали вольными людьми” (ее мелодия использована в увертюре). Суровым колоритом овеяно предсмертное ариозо (?!!) Вакуленчука “Недолго, братцы, быть мне с вами”.

Наступила ночь. Скорбит Матюшенко о погибшем друге. Не с кем ему более посоветоваться. Судовой комитет все еще не может решиться высадить в Одессе отряд революционных матросов. Полон сомнений и мичман, назначенный волею комитета командиром корабля. Он замышляет совместно с Веденмейером предательство. Качура хочет вместе с матросской делегацией сойти на берег, чтобы повидать Катю (шустрая невеста уже успела перебраться из Севастополя в Одессу!). Пусть передаст с ней письмо, где указано, что судовой комитет постановил не открывать огонь по Одессе». Дальше бред авторов только усиливается.

«В оркестровом вступлении к третьему акту развивается тема революционных матросов. Сосредоточен, исполнен внутренней силы монолог Матюшенко “А если я не так веду людей?” Ему противостоит монолог предателя мичмана “Я революционный командир”. В конце картины выделяется лирически протяжная песня Качуры “И у меня, Катюша, березонька цветет” (ее мелодия также использована в увертюре)».

«“Потемкин” прибыл в Одесский порт. Рабочие приветствуют матросов. Среди встречающих Груня и Катя. Но что это? Кого несут с корабля? Потрясенная Груня, узнав о смерти мужа, пламенно призывает к мести. Нет сил, которые могли бы остановить гнев народа. Траурное шествие с телом Вакуленчука движется в город.

Вторая картина начинается тревожной оркестровой музыкой. Она вскоре сменяется веселой пляской и частушечного склада хоровой песней “Ты, волна, меня не тронь!” Матросы выносят под звуки похоронного марша тело Вакуленчука (под “веселую пляску” — это что-то новое?!). Безграничная скорбь Груни (а она-то как оказалась в Одессе, вместе с горничной Катей, что ли, приехала?!) выражается в манере украинских заплачек: “Ах, ты, мой Гришенька! Муж ты мой, друг ты мой!” (Это тоже несколько странно — как “партийная работница”, Груня должна была бы в данном случае не выть белугой, а претворять в жизнь свой же хитро придуманный план!) Героический призыв Матюшенко “Один за всех и все за одного” подхватывается хором. На таких резких контрастах выдержана вся музыка этой картины.

Страхом объят командующий Одесским военным округом Каханов: траурное шествие близится к его дому. Катя приводит сюда ничего не подозревающего Качуру с донесением мичмана. Узнав, что матросы колеблются принять участие в революции, Каханов, следуя приписке мичмана, арестовывает Качуру. Арестована и Груня. Матюшенко врывается в дом Каханова с требованием освободить их. Тот отказывается. Тогда по сигналу Матюшенко “Потемкин” открывает огонь по Одессе.

Конфликтна музыка первой картины четвертого акта. Фоном к ней служит грозно звучащая мелодия революционной песни “Смело, товарищи, в ногу”. Все более нарастает шквал народною гнева, который с большой силой запечатлен в развернутой хоровой сцене “Так это зовется совестью у царей”.

Сорвался план мичмана. Но он вторично задумал предательство: броненосец должен выйти в море навстречу эскадре — там он разделается с непокорными. Мичману с помощью Веденмейера (вот подлец так подлец, все время гадит и гадит, а его никто так и не раскусит!) удалось также посеять рознь среди тех матросов, кто пребывал в нерешительности. Но внезапно вернувшийся Матюшенко сплачивает команду, укрепляет веру в победу. Приближается эскадра. На “Потемкине” объявляется боевая тревога. Но молчат пушки на кораблях. Оттуда несутся приветственные возгласы в честь восставших. Матюшенко обращается к матросам Черноморского флота с воззванием.

В последней картине перелом в действии наступает с приходом Матюшенко. Мужественным пафосом отмечен его монолог “Так что же, потемкинцы, — назад? Сдаться адмиралам?” Музыка все более насыщается героическими интонациями и увенчивается финальной боевой песней “Не сдадим свободы знамя!” В конце оперы звучит мелодия революционной песни “Варшавянка” (“Вихри враждебные веют над нами”)».

Заметим, что авторам все же хватило ума закончить оперу именно в этом месте, а не продолжать свою эпопею до конца. Думаю, что в этом случае для финала более всего подошла бы ария поляков из оперы «Иван Сусанин»: «Куда ты завел нас, проклятый старик!» Именно так в реальной жизни вопрошали Матюшенко и К° в Румынии обманутые и брошенные на произвол судьбы матросы.

В 1926 году поэмой «Морской мятеж» разразился Борис Пастернак, вдохновенно описав «гнилое мясо» и выведя богатырский образ «гиганта Матюшенко»:

Отдал должное «Потемкину» и Леонид Утесов, видевший его в детстве в Одессе и совместно с поэтом И. Фрадкиным написавший песню «Спустилась ночь» о восстании на «Потемкине». Песня жалостливая, но правды в ней ни на грош. Судите сами:

В юбилейные даты деяния потемкинцев вдохновляли и других деятелен культуры, к примеру, поэта М. Рудермана и композитора Б. Терентьева, написавших в 1955 году, к очередной годовщине восстания, песню «Броненосец “Потемкин”», где главным героем является подло убитый офицером матрос Вакуленчук

Разумеется, что популярной эта достаточно корявая песня не стала, что, видимо, в общем-то, не слишком огорчило ее создателей. Они выполнили соцзаказ и получили соответствующий гонорар.