Юрист. Дело о последнем параде - Михаил Карчик

Нертов, проверив за поясом рукоятку пистолета, шагнул в подъезд первым. На счастье, свет горел. Кровавый след тянулся по лестнице наверх. Или — сверху вниз, по крайней мере, по форме подсохших подтеков определить это было трудно. Алексей, начал осторожно подниматься. Лифтом он решил не пользоваться, зная, что в случае засады это — идеальная ловушка. Следом неслышно ступала Женевьева, тоже оценившая опасность ситуации. След обрывался у квартиры Арчи, дверь в которую оказалась чуть приоткрыта. На филенке Нертов увидел ясные следы отжима. «Говорил же Кольке — поставь хотя бы металлическую накладку», — почему-то подумал Алексей. Приложив палец к губам и велев Женьке жестом прижаться к стене, он достал оружие и, резко распахнув дверь, влетел внутрь квартиры.

Такого он не видел уже несколько лет: вся прихожая была залита кровью. Тумба, на которой стоял раньше телефон, лежала на боку посреди помещения. Рядом с ней валялся самодельный, очевидно, «зоновский», тесак. Здесь же, на полу, среди осколков разбитого трюмо, Алексей успел заметить несколько огрызков, напоминающих импортные сосиски «хот-дог». Но это были не пищевые отбросы, усиленно свозимые в Питер предприимчивыми западными, а в последние годы преимущественно отечественными бизнесменами. Это были пальцы. Настоящие. Человеческие.

Раздумывая, стоит ли двигаться дальше, Алексей еле слышно прошептал: «Мэй, где ты? Иди сюда» и продолжал настороженно прислушиваться. В ответ из ближайшей комнаты раздалось жалобное поскуливание, скорее напоминающее стон. Юрист быстро заскочил в комнату, поведя вправо — влево стволом пистолета и увидел, что у кровати, на которой некогда спал Арчи, лежит собака. При появении Нертова она даже не встала, а только еще раз жалобно заскулила. Ее обычно влажный и холодный нос сейчас напоминал черный высушенный кусочек кожи. Светло-коричневые брови жалобно подрагивали, а на иссиня-черных боках Алексей увидел несколько здоровенных ран, которые Королева весеннего праздника (так Арчи переводил мудреное имя собаки) уже не в состоянии была зализывать. «Извини пожалуйста, я сейчас». — Шепнул ей Нертов и, выскочив из комнаты, быстро осмотрел оставшиеся помещения. Там никого не было. Тогда он позвал Женевьеву, велел ей смирно стоять у двери и ничего не трогать, а сам хотел вернуться к собаке, но Женька, не послушавшись, опередила его, бросившись перед ней на колени.

Маша пыталась лизнуть руку девушки, но у нее не хватило сил. Нертов схватил трубку параллельного телефона, стоящего в комнате и вызвал милицию, а потом — опять знакомого хирурга.

— Хватай такси и немедленно жми с инструментом… — Он продиктовал адрес. — Многочисленные ножевые ранения… Да какая реанимация?! — Говорю, жми…

Милиция приехала на удивление оперативно, видно, дежурный, всполошенный очередным квартирным разбоем, дал команду гэзэшникам — группе захвата. Те вломились в квартиру, но, живо соориентировавшись, рванули вместе с Нертовым вниз по лестнице на улицу, ориентируясь по кровавым следам.

Следы вели к ближайшему подвалу. Там луч фонаря высветил лежащую фигуру. Из-под белесых ресниц мертво смотрели помутневшие глаза. Его руки покоились на груди. Левая кисть была в крови, ее пальцы судорожно сжимали другую кисть. Только она была сама по себе — правая рука лежащего оканчивалась манжетом рукава джинсовой куртки. Кровью были залиты и сама куртка, и лицо лежащего.

Старший из гэзэшников, брезгливо пощупав пульс на шее мужчины, буркнул: «Толян, вызывай группу и труповозку», после чего, ощупав наружный карман куртки трупа, извлек оттуда удостоверение и прочитал: «Ханин Григорий Леонидович, служба безопасности».

— Блин, опять бандитские разборки, — недовольно проворчал его напарник, — как ни мокруха, так служба безопасности. «Крыши» долбаные.

Вскоре подъехала группа — невыспавшийся следак, сопровождаемый парой оперов и экспертом. Нертов поведал обстоятельства происшедшего. Очевидно, этот Гриня с подельником (у нас же там полная прихожая чужих пальцев!) решили гробануть квартиру, да нарвались на собаку.

— А та, уж извините, действовала в отсутствие хозяев в пределах своей полной собачей самообороны, — заявил Нертов, в чем я и готов расписаться. Пока же, можно, я вернусь в квартиру? — У меня там девушка осталась. Она очень напугана…

Приехавший приятель-хирург, увидев вокруг дома толпу милиционеров, живо притворился ветеринаром, заявил, что нужна срочная операция и спешно увез Машу, пока кто-нибудь из бдительного милицейского начальства не решил, что пора открывать сезон отстрела бешеных собак. Естественно, Женевьева, забыв и думать о своих вещах, увязалась с ними. А Нертов остался на месте, дожидаясь, пока закончится утомительный осмотр места происшествия. Он хорошо запомнил данные погибшего. Но запомнил не сейчас, а гораздо раньше. Григорий Ханин был одним из туристов, фигурировшем в списке, составленном людьми Пьера Венсана.

Пока проводился осмотр, Нертов тихо сидел на стуле в одной из комнат и думал о том, как несправедливо порой относятся к женщинам. Взять хотя бы Женьку. За минувший день она дважды спасла жизнь Николая. А то и трижды, если считать происшествие в его квартире. Очевидно, что, потеряв своих «подопечных», бандиты решили дождаться их в квартире. Но снова не рассчитали, встретившись с Мэй. Она по обыкновению не залаяла, а дала гостям взломать двери, после чего попыталась задержать их. Многочисленные раны на теле собаки свидетельствовали, что намерения бандитов были серьезными, а бой — по настоящему смертельным. Поняв, что с собакой им не справиться, преступники добежали до ближайшего подвала, где и бросили истекающего кровью подельника, а сами подло удрали.

«Если бы женщины действовали также — мы уже бы давно вымерли». — Криво усмехнувшись, подумал Нертов. А в его памяти уже всплывала Франция, Лазурный берег и образ той, единственной…

* * *

…Когда Нертов, отпустив спасительный корень дерева, полетел в небытие, Нина на миг замерла. Но уже в следующий момент услышала очередной выстрел и, заглушаемое шумом прибоя требование «Стоять»!

— Я успею, должна успеть добежать до машины, а потом — сразу же в полицию, — как заклинание повторяла про себя девушка, бросаясь к автомобилю Алексея, — ну, заводись же!

Мотор взвыл, и машина понеслась по ночной дороге, оставив растерявшихся преследователей на отвесном берегу. Девушка ехала на предельной скорости, что не когда не решилась бы сделать в другой ситуации. Она была в состоянии какого-то оцепенения, даже не могла пакать, хотя ей все мерещилось перекошенное от боли и злости лицо срывающегося со скалы бодигарда.

— Господи, это же я, дура, виновата… Он же прыгнул, чтобы меня спасти, — вдруг отчетливо поняла Нина, — а я его бросила… одного… может, он жив… я спасу… обязательно спасу…

Машину резко занесло на повороте и Нина едва успела, вывернув руль, со всей силы нажать педаль тормоза. Двигатель обиженно фыркнул и заглох. То ли от перевозбуждения, то ли от ночной прохлады зубы девушки начали выбивать стремительную дробь. Нина приоткрыла дверцу и прислушалась. Ей показалось, что где-то далеко позади урчит мощный мотор, а значит, преследователи уже недалеко. Почему-то беглянка не подумала, что никакой работы мотора она в действительности слышать не могла, так как морской прибой заглушил бы даже грохот любой иномарки типа «Запорожец», не то что «Мустанга» или «Порше».