Река голубого пламени - Тэд Уильямс

«Как я могу тут находиться, если это — выдуманная история?»

Даже минутное размышление на такую тему привело к тому, что у Пола разболелась голова. Слишком много имелось вероятностей, и все — совершенно безумные. Может, это вымышленное место, основанное на знаменитом романе, но созданное специально для него? Нет, невозможно — он еще прежде решил, что просто нелепо вообразить кого угодно, кто соорудил бы декорации целого мира ледникового периода, а во сколько — немыслимо — раз дороже стоило бы сооружение этого Лондона? А когда он вспомнил, сколько различных мест он уже повидал… нет. Такое невозможно. Но что тогда? Не может ли нынешний Лондон оказаться каким-то реальным местом — неким Лондоном из иного измерения, захваченным пришельцами из космоса, в который Уэллсу каким-то образом удалось заглянуть? Не была ли эта выдумка старинного писателя, эта альтернативная вселенная, реальностью?

Или же это нечто еще более странное; одна из квантовых штучек, о которых всегда взахлеб рассказывал Мюклер в галерее? А вдруг сам факт того, что Уэллс выдумал это место, привел к его возникновению в реальности, которая не существовала, пока писатель из Бромли не взялся за перо и бумагу?

Все это лишь порождало новые вопросы к вопросам, причем каждый последующий пугал больше предыдущего. Неужели у каждого выдуманного автором мира есть своя вселенная? Или только у хороших? И кто имел право это решать?

И не был ли он сам, уже утративший часть своего прошлого, теперь Обречен брести по непрерывно ветвящемуся пути через измерения, все более удаленные от его собственного?

В другое время Пол мог бы посмеяться над идеей множественной вселенной, действующей на основе редакторских решений, но в его теперешней ситуации не было, ни капли смешного. Он потерялся в безумной Вселенной, оказался невероятно далеко от дома, и к тому же в полном одиночестве.

В ту ночь он спал в брошенном ресторане возле Чейн Уок. Мародеры вычистили здесь все, что хоть отдаленно напоминало еду, но Пол не чувствовал особенного голода, тем более когда всякая смена ветра доносила запах разложения с нового направления. По правде говоря, он даже не помнил, когда в последний раз испытывал настоящий голод и мог лишь смутно припомнить, как давно ел, но эта мысль лишь привела за собой новые вопросы, а Пол от них очень устал. Он сдернул с окон занавески и завернулся в них (с реки тянуло холодом), а потом провалился в тяжелый сон без сновидений.

Когда на следующий день Пол двинулся дальше вверх по Темзе, плывя быстрее, потому что теперь у него была пара весел, которую он взял с другой брошенной лодки, то обнаружил, что он — не единственное человеческое существо в этом разрушенном Лондоне. С реки и во время нескольких осторожных вылазок на сушу до того, как солнце стало снова клониться к закату, он увидел около десятка других людей, но все они избегали контакта, как настороженные крысы, либо игнорируя его приветственные крики, либо вообще убегая, завидев человека. Когда Пол припомнил, что все съедобное из ресторана и обследованных им магазинов на обеих берегах было растащено, то задумался над тем, нет ли у этих людей веской причины сторониться других выживших. А они были, несомненно, именно выжившими — все оборванные и до такой степени почерневшие от пыли и копоти, что с расстояния Пол не мог определить этническую принадлежность встреченных людей.

На следующий день в Кью он обнаружил целую общину — несколько десятков человек в лохмотьях, обосновавшихся в королевских садах. Пол не сошел на берег, а приветствовал их с реки и расспросил о новостях. Небольшая делегация подошла к воде и сообщила ему, что инопланетяне («машинные твари», как их назвали эти уцелевшие люди) в основном ушли из Лондона на север по своим непостижимым делам, но все же в городе их осталось достаточно, чтобы сделать жизнь здесь очень опасной. Они сами пришли в сады Кью лишь неделю тому назад из Ламбета, который был почти полностью уничтожен, и уже потеряли нескольких из своего отряда, когда неожиданно появившийся треножник застал группу врасплох на открытом пространстве и наступил на них, очевидно, случайно. Они сообщили Полу, что собираются идти дальше, когда отловят и съедят всех здешних белок и птиц.

Было приятно поговорить с людьми, однако те рассматривали его как-то странно, и Полу почему-то делалось неуютно. Один из них пригласил присоединиться, но Пол лишь поблагодарил и погреб дальше.

Самое непонятное, думал он, гребя вверх по реке в сторону Ричмонда, так это то, что, насколько он помнил, в «Войне миров» марсиане оказались уязвимыми для земных болезней и умерли в течение нескольких недель после начала опустошительного нашествия. Но уцелевшие из Кью сообщили, что первые марсианские корабли появились в Суррее более полугода назад. Пола озадачило это расхождение с книгой Уэллса. Он подобрал обрывки газеты, датированной последними числами накануне вторжения марсиан, но, конечно же, ничто не могло подсказать ему нынешнюю дату. В день прибытия марсиан цивилизация остановилась.

Этот факт и был самым странным в данной ситуации. В отличие от других локаций во время его вынужденного паломничества эта Англия после марсианского вторжения, казалось, достигла своего рода статичного состояния, словно кто-то сыграл эндшпиль, а потом ушел, не убрав фигуры с доски. Если судить на примере Лондона, то страна, а возможно, и весь мир находились целиком в руках оккупантов. Самих марсиан здесь осталось чисто символическое количество. Жалкие остатки уцелевших людей лишь отчаянно пытались выжить. Все это создавало ощущение… пустоты.

Эти размышления породили другую мысль, которая постепенно созревала в течение дня, пока Пол проплывал мимо и безрезультатно окликал горстки других людей, рывшихся в отбросах. Все те места, в которых ему пришлось побывать с тех пор, как его непонятным образом выбросило из нормальной жизни, были очень… очень старыми. То были ситуации и сценарии, наводящие на мысль о совершенно других временах и эрах.

Роман Уэллса — конец девятнадцатого века.

Странная версия Марса из дешевых журнальчиков для мальчишек начала двадцатого — еще одного и совершенно другого Марса, чем тот, который породил этих завоевателей, что само по себе было интересной мыслью.

И Зазеркалье, где он повстречал Гэлли.

Даже самые туманные воспоминания Пола относились ко временам старой и давно закончившейся войны.

А уж ледниковый период и вовсе был седой древностью.

Но Джонаса не оставляло навязчивое ощущение, что во всех этих мирах имелся и какой-то общий элемент, нечто не дающее ему покоя, но что он никак не мог назвать.

Шел четвертый день пути, и Пол находился чуть восточнее Твикенхэма, когда встретился с ними.

Он только что обогнул небольшой остров и плыл дальше вдоль открытого зеленого участка на северной стороне реки (какого-то парка), когда увидел мужчину, бесцельно бродившего по берегу взад-вперед. Пол подумал, что это, скорее всего, еще один из глубоко повредившихся в уме после вторжения, потому что, когда он его окликнул, человек уставился на Пола так, словно увидел призрака. Но в следующее мгновение человек запрыгал, размахивая руками точно припадочный сигнальщик, снова и снова выкрикивая: