Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930-1945 - Альберт Шпеер

18 февраля высшие руководители военной промышленности и правительственных управлений, имевших отношение к вооружению, встретились снова, на этот раз в бывшем конференц-зале Академии искусств. Я выступал целый час, и собравшиеся без дебатов одобрили предложенную мною организационную схему, подтвердили решение о необходимости единого руководства и мои полномочия, объявленные 13 февраля. Я сообщил им о намерении «пустить по кругу» этот документ, чтобы все его подписали, – процедура, небывалая в правительственной сфере.

Выступление Гитлера на предыдущем совещании произвело глубокое впечатление. Мильх первым объявил о полном согласии с моими предложениями и без дальнейших разговоров подписал документ. Кое-кто вывдвигал формальные возражения, но Мильх, обладавший высоким авторитетом, сумел их переубедить. Только адмирал Витцель, представитель военно-морского флота, продолжал упорствовать, но в конце концов подписал согласие против своей воли.

На следующий день, 19 февраля, я вместе с фельдмаршалом Мильхом, генералом Томасом и генералом Ольбрихтом (представителем генерала Фромма) отправился к Гитлеру ознакомить его со своими планами и доложить о результатах совещания. Гитлер одобрил все мои действия.

Не успел я вернуться от Гитлера, как Геринг вызвал меня на совещание в свое поместье Каринхалле, находившееся в семидесяти с лишним километрах севернее Берлина. После посещения в 1935 году Бергхофа Геринг перестроил свой охотничий домик в роскошный особняк, во многом превосходящий резиденцию Гитлера. Гостиная была примерно как у Гитлера, но венецианское окно – гораздо больше. Гитлера вся эта помпезность раздражала, однако ради справедливости следует отметить, что архитектор Геринга создал адекватное обрамление для своего жадного до роскоши заказчика. Теперь Каринхалле служило Герингу и штаб-квартирой.

Подобные совещания означали пустую трату бесценного рабочего дня. И на этот раз, когда я, проделав долгий путь на машине, явился точно в назначенное время, мне пришлось битый час разглядывать картины и гобелены в приемной Геринга. В отличие от Гитлера Геринг не отягощал себя соблюдением назначенного времени. В конце концов он все же выплыл из расположенных на верхнем этаже личных апартаментов и начал спускаться по лестнице. В развевающемся зеленом бархатном халате он выглядел весьма живописно. Мы довольно холодно поздоровались. Геринг быстро провел меня в кабинет и уселся за гигантский письменный стол, а я скромно устроился напротив. Геринг, очень рассерженный, сразу упрекнул меня в том, что я не пригласил его на совещание в зал заседаний правительства, а затем бросил на стол письменное заключение Эриха Ноймана, своего исполнительного директора по управлению четырехлетнего плана, о правовых последствиях составленных мною документов. С проворством, коего трудно было ожидать от столь тучного человека, он вскочил на ноги и возбужденно заметался по большому помещению. Он обзывал своих заместителей бесхребетными ничтожествами, упрекал в том, что, поставив свои подписи, они перешли в мое подчинение, даже не испросив у него разрешения. Разумеется, истинной причиной его неистовства был я, но тот факт, что он не смел обрушиться на меня с прямыми нападками, свидетельствовал о слабости его позиции. В заключение Геринг заявил, что не смирится с сокращением своих полномочий, немедленно отправится к Гитлеру и подаст в отставку с поста уполномоченного по четырехлетнему плану[98].

В тот момент его отставка безусловно не причинила бы никакого ущерба экономике, так как, энергично взявшись за осуществление четырехлетнего плана, к 1942 году он потерял к нему интерес и явно пренебрегал этой работой. Геринг становился все более и более неуравновешенным, быстро загорался разными идеями, неизменно утопическими, и так же быстро впадал в апатию.

Вероятно, Гитлер и не удовлетворил бы просьбу Геринга об отставке по политическим мотивам, а постарался бы найти компромисс. Я не мог пустить это дело на самотек, ибо компромиссов, а на самом деле, отговорок Гитлера министры опасались более всего, так как они не только не исключали трудности, а, наоборот, еще больше запутывали все административные взаимоотношения.

Я сознавал необходимость хоть чем-то укрепить подорванный авторитет Геринга и уверил его, что новое соглашение, составленное по желанию Гитлера и одобренное представителями промышленности и военного командования, ни в коем случае не является посягательством на его полномочия. Геринг несколько смягчился, а я добавил, что готов подчиняться ему и работать в рамках четырехлетнего плана.

Три дня спустя я снова навестил Геринга и показал ему проект указа о назначении меня «генеральным уполномоченным по вооружению в системе четырехлетнего плана». Геринг, похоже, остался доволен, хотя указал, что я слишком много взял на себя и было бы мудрее ограничить свои запросы. Еще через два дня, 1 марта 1942 года, он подписал указ, по которому я получил полномочия «обеспечить производству вооружений приоритет в экономике на период ведения войны». Эти полномочия были даже шире тех, что давал мне документ от 18 февраля, из-за которого Геринг так гневался.

16 марта, вскоре после того, как Гитлер одобрил указ о моем назначении (особенно его радовало то, что не придется выяснять отношения с Герингом), я передал указ для публикации в печати. Ради пущей убедительности я раскопал старую фотографию, на которой Геринг, восхищенный проектом своего министерства, похлопывает меня по плечу. Таким образом, я надеялся продемонстрировать, что кризис, о котором уже поговаривали в Берлине, преодолен. Однако поступил протест из пресс-агентства Геринга: мне сообщили, что опубликовать фотографию и указ можно лишь по личному разрешению Геринга.

Это была не последняя проблема подобного рода. Геринг становился все более мнительным. Например, как он пожаловался мне, итальянский посол рассказал ему о появившихся в зарубежной прессе намеках на то, что он, Геринг, теряет влияние, а подобные публикации могут подорвать его авторитет среди промышленников. Ни для кого уже не было секретом, что именно промышленники финансировали его роскошный образ жизни, и, как мне показалось, Геринг опасался, что падение авторитета приведет к сокращению субсидий. Я предложил Герингу пригласить крупнейших промышленников на совещание в Берлин, где официально объявлю, что подчиняюсь ему. Геринг с радостью ухватился за мое предложение, и хорошее настроение немедленно к нему вернулось.

Геринг вызвал в Берлин около пятидесяти крупных промышленников. В начале совещания я кратко высказал все, что обещал, а затем Геринг разразился длинной лекцией о важности производства вооружения, призвал присутствующих приложить максимум усилий и произнес еще множество подобных банальностей. А вот о моем назначении он не сказал ничего – ни хорошего, ни плохого, – зато в дальнейшем благодаря его апатии я смог работать совершенно беспрепятственно. Несомненно, он часто завидовал моим успехам, но два года даже и не пытался вмешиваться в мои дела.