Семь сестер. Сестра жемчуга - Люсинда Райли

Пока Китти управлялась с яйцом, Камира суетилась по комнате: складывала разбросанные вещи, что-то поправляла и все время ворчала, сколько красной пыли собралось в доме, пока она отсутствовала. Китти поняла, что ей никогда не узнать, где Камира была все это время. Радовало лишь то, что роды у нее прошли благополучно. Китти невольно позавидовала тому, как стремительно ее служанка оправилась после родов.

После завтрака Китти в сопровождении Камиры направилась к ней в хижину. Камира отомкнула дверь, которую предусмотрительно заперла на ключ. Они вошли в каморку, и Китти увидела на полу небольшой ящик. Судя по всему, Камира вытащила его из комода. В ящике лежал крохотный младенец и вопил во всю мощь своих легких.

– Говорю же вам, вечно она голодная, – промолвила Камира, беря ребенка на руки. Потом присела на кровать, быстро расстегнула пуговицы на блузке. Китти увидела пышную грудь, буквально набухшую от обилия молока. Струйки молока уже стекли с сосцов, пока Камира прилаживала младенца к одной груди. Крики немедленно прекратились, и младенец с жадностью припал к соску. Китти неотрывно следила за процессом кормления. Она еще никогда не видела обнаженной женской груди. Что касается ее будущего ребеночка, то уже было изначально решено, что его будут вскармливать из бутылочки, так как грудью своих детей кормят только дикари. И вот сейчас Китти наблюдала трогательную картину единения матери и ребенка, и это казалось не только естественным, но и по-своему красивым зрелищем.

Наконец младенец отпустил своими губками сосок матери, а его головка блаженно прижалась к ее груди. Камира проворно перевернула дитя и стала энергично потирать ему спинку. Малышка тут же срыгнула, и Камира удовлетворенно кивнула.

– Хотите подержать ее? – спросила она у Китти, протягивая ей дочь.

– Так это девочка, да?

– Да. Ее зовут Алкина. По-нашему, луна.

Китти взяла обнаженное тельце девочки на руки и ласково погладила ее нежную мягкую кожу. Даже невооруженным глазом было видно, что кожа Алкины гораздо светлее, чем у матери. Внезапно девочка открыла глазки и уставилась прямо на Китти.

– Боже мой! – воскликнула Китти. – Так они же у нее…

– Женщины говорят, что они у нее желтые, – ответила Камира, застегивая блузку. – Это у нее от отца, желтый человек из японского квартала. Плохой человек…

Китти уставилась на эти необычные глаза ребенка, красноречивее всяких слов выдававшие ее наследственные корни. Малышка получила в подарок от своего папаши совершенно уникальную пару глаз. Таких глаз Китти еще не видела в своей жизни. Насыщенного янтарного цвета, почти золотистые, красивой миндалевидной формы, эти глаза казались особенно большими на крохотном личике девочки.

– Добро пожаловать в этот мир, крошка. Благослови тебя Господь, Алкина, – прошептала Китти, прижавшись губами к ее миниатюрному ушку.

Возможно, ей померещилось, но, кажется, при этих словах девочка улыбнулась. А потом закрыла глазки и тотчас же уснула прямо на руках у Китти.

– Какая она у тебя красавица, Камира, – с чувством выдохнула Китти. – А глазки словно у кошечки.

– Вот и женщины мне так сказали. Что ж, коль так, буду звать ее кошечкой. Ну, или Кэт, – весело хихикнула в ответ Камира, осторожно забрала дочь у Китти, аккуратно подоткнула ей подгузник и крепко завязала его узлом.

«Один человек тоже называл меня так когда-то», – вспомнила Китти. Камира уложила дочурку в импровизированную колыбельку, нежно погладила лобик малышки и прошептала несколько неразборчивых слов, прижавшись к ней лицом. Но вот глаза Камиры вспыхнули нехорошим блеском, и она поднесла палец к губам.

– Кэт – это мой секрет, да? Иначе сюда придет плохой человек и заберет ее у меня. Понимаете?

– Обещаю тебе, Камира. Твоя кошечка Кэт будет здесь в полной безопасности. Я прикажу Фреду охранять ее, пока ты будешь работать в доме.

– От него все еще сильно воняет. Но Фред хороший.

– Согласна, – кивнула в ответ Китти. – Фред – очень хороший человек.

Прошло две недели. Но за эти дни не случилось ни столь долгожданной грозы, ни тем более шторма. И ребеночек Китти тоже не торопился появляться на свет, чтобы хоть как-то облегчить ее состояние. От Эндрю в последнее время тоже было мало проку. Он в очередной раз переживал глубочайшее разочарование, ибо те две жемчужины, которые он вверил в искусные руки Эллиса, на его же глазах превратились в две аккуратные кучки пыли.

– Это же просто несправедливо, в конце концов! – жаловался Эндрю жене. – Отец постоянно спрашивает меня, почему наши люггеры больше не привозят таких сокровищ, которые регулярно доставлялись на берег ранее, когда он тут всем заправлял. Боже мой, Китти! Он не понимает, что когда он впервые очутился в Бруме, то можно было голыми руками насобирать кучу раковин с жемчужинами, просто прогуливаясь по берегу океана вдоль Кейбл-Бич. Но с тех пор многое поменялось. Люди со всего света бросились сюда на поиски жемчуга. С каждым днем наши люггеры уходят все дальше и дальше в открытое море, ведут свой промысел на больших глубинах и в очень опасных акваториях. Вот и на прошлой неделе мы потеряли еще одного ныряльщика. Он погиб из-за шпангоутов.

Китти не понаслышке знала, в каких тяжелейших условиях трудятся ныряльщики, знала, какие их подстерегают опасности на дне океана, как там холодно и страшно. Когда она впервые увидела ныряльщика своими глазами, то была очень озадачена увиденным. Молодой японец как раз примерял новый водолазный костюм, который Эндрю специально для него заказал в Англии. Хрупкий молодой человек облачился в какую-то огромную робу из бежевого брезента. На голову ему водрузили сферический бронзовый шлем, который наглухо привинтили к вороту костюма. На ноги надели тяжеленные свинцовые бутсы. Двигаться самостоятельно он практически не мог. Ему помогали идти товарищи по команде, которые одновременно проверяли, как поступает в скафандр воздух по тоненькой трубочке, закрепленной снаружи.

Помнится, Китти невольно содрогнулась, представив, сколько тонн воды обрушится на ныряльщика, когда он начнет опускаться на дно. Ведь иногда глубина погружения исчислялась несколькими десятками морских саженей. А вся его защита – вот эта брезентовая роба и воздуховод, по которому к нему будет поступать столь драгоценный для жизни воздух. Огромная водная толща давит на барабанные перепонки, на суставы, человек может лишиться слуха и стать калекой. А если ныряльщик слишком долго пробудет под водой, то может случиться паралич и неминуемая смерть. Вот эти нечеловеческие условия и называются на языке профессионалов шпангоутами.

– Упокой Господи душу его. – Китти истово перекрестилась. – Эти ныряльщики – храбрые парни.

– Да, и за свою храбрость они получают кучу денег, – резонно заметил Эндрю. – Я недавно получил еще одно прошение с просьбой повысить им зарплату. И одновременно постоянно ведутся всякие вздорные разговоры о том, что в Бруме на практике реализуется эта глупейшая политика «никаких черных на промыслах». Хотя лично я с трудом верю, что если мы откажемся от черных, то отыщется достаточное количество белых, готовых подписать с нами контракт на выполнение этих опасных работ. А ты можешь представить себе такое?