Яков Блюмкин. Ошибка резидента - Евгений Матонин

«…Приезжаю я в ЦК, — продолжает брат, — поднимаюсь на пятый этаж, в Секретариат ЦК, и дверь мне почему-то открывает сам Сталин. Входим в кабинет, садимся, он мне говорит: „Вот что, товарищ Кольцов… Журнал ‘Огонек’ — неплохой журнал, живой. Но некоторые члены ЦК замечают в нем определенный сервилизм…“ „Сервилизм? — спрашивает Кольцов. — В чем это выражается?“ „Некоторые члены ЦК считают, — раздраженно продолжает Сталин, — что вы скоро будете печатать, по каким туалетам ходит Троцкий“.

Брат немного опешил, потому что Троцкий был тогда еще членом Политбюро, председателем Реввоенсовета и так далее. В общем, Троцкий был Троцкий. И такая откровенная грубость в его адрес была, на взгляд Кольцова, неуместна. Он стал оправдываться: „‘Огонек’ — массовый журнал, и мы считали своей обязанностью давать очерки о наших, так сказать, руководителях, вождях. Опубликовали ‘День Калинина’, дали очерк ‘День Рыкова’ и вот теперь ‘День Троцкого’. А недавно напечатали фотографию окна, через которое бежал товарищ Сталин, когда в подпольную бакинскую типографию нагрянула полиция“.

Сталин посмотрел на него, подозрительно прищурившись, и говорит: „Товарищ Кольцов, я передал вам мнение членов ЦК. Учтите в дальнейшей работе! Всего хорошего“…

Сталин занес Кольцова в свой феноменальный компьютер. Коба придерживался восточного правила: блюдо мести должно подаваться холодным. Он ждал годами…» (Заметим, что Борис Ефимов писал воспоминания уже в эпоху компьютеров, то есть в весьма преклонных годах.)

Кольцов был расстрелян в феврале 1940 года. Если прав Борис Ефимов, и Сталин уже тогда, после появления очерка о Троцком, занес его брата в свой «компьютер», то смерти Кольцова косвенно поспособствовал и Яков Блюмкин, который ушел в мир иной от пуль чекистов на девять лет раньше.

Однако Сталин имел все основания разозлиться на Кольцова за блюмкинский материал. Дело в том, что весной 1923 года уже разворачивалась его ожесточенная борьба с Троцким за «ленинское наследство», а в 1924 году она была в самом разгаре. На этом фоне появление таких очерков, как «День Троцкого», выглядело мощной пиар-поддержкой его конкуренту. Мог ли Сталин не заметить этого?

Публикацией репортажа о работе Троцкого Блюмкин не ограничился. «В тот же период сотрудничал в „Правде“ в качестве политического фельетониста», — отмечал он в автобиографии.

Формально все так и было, хотя «политическим фельетонистом» в полном смысле этого слова Блюмкина можно назвать с очень большой натяжкой. Для этого достаточно изучить подшивки «Правды» за 1920-е годы. Часто появляются на ее страницах статьи, фельетоны и заметки таких видных тогда журналистов, как Михаил Кольцов, Лев Сосновский, Емельян Ярославский, Лариса Рейснер и др. Не уступали им и первые лица СССР — Троцкий, Зиновьев, Бухарин (бывший тогда главным редактором «Правды»), Радек, Луначарский, Красин… Это были настоящие «звезды» советской публицистики того времени.

На первой странице газеты почти постоянно появлялась рубрика «Маленький фельетон», которую вели менее известные журналисты — Яков Окунев, Егор Красный, Сигов и др. А вот фамилия фельетониста Блюмкина в «Правде» за эти годы встречается только один раз. Впрочем, он, конечно, мог печататься под каким-нибудь псевдонимом, как в «Огоньке», или вообще без подписи — таких материалов в газете тоже было предостаточно. О чем шла речь в его фельетоне — немного позже.

* * *

Весной 1923 года у многих складывалось впечатление, что Троцкий переиграет своих соперников. Но многое зависело от XII съезда РКП(б), который открывался 17 апреля 1923 года. Было очевидно, что Ленина на съезде не будет. В партийных кругах гадали: кто будет делать отчетный доклад ЦК? Этот человек по традиции и мог считаться официальным наследником Ленина, который был по-прежнему тяжело болен. Газеты печатали бюллетени о состоянии его здоровья и пожелания скорейшего выздоровления от рабочих, крестьян, коммунистов и представителей «всего прогрессивного человечества». Главный тогда «пролетарский поэт» Демьян Бедный, чуть ли не ежедневно публиковавший в «Правде» свои стихотворные фельетоны, описывал такую сцену:

В мемуарах «Моя жизнь» Троцкий описывает интригу, разыгранную накануне съезда вокруг вопроса: кто должен выступать с отчетным докладом ЦК? Все это походило на какой-то фарс. Сначала — по инициативе Сталина — с докладом предложили выступить Троцкому. Но он отказался — чтобы не казалось, будто он претендует на роль наследника Ленина, — и вообще предложил отменить доклад, но его не поддержали. Тогда Троцкий предложил выступить Сталину. Однако Сталин тоже отказался. В результате доклад поручили Зиновьеву. Вероятно, потому, что вряд ли кто-то мог его воспринять в роли «наследника».

С организационным докладом — как генеральный секретарь ЦК партии — на съезде выступил Сталин. Троцкий — с докладом «О государственной промышленности». На съезде он был избран в ЦК и в Политбюро, но это был уже его последний триумф.

«Тройка» Сталин — Зиновьев — Каменев пока что вела «тихую» работу по распространению своего влияния на партийный аппарат. Первые результаты этой деятельности проявились в июле, когда контролируемое «тройкой» большинство членов ЦК организовало комиссию по проверке положения дел в Красной армии — главной «крепости» Троцкого.

Осенью 1923 года комиссия пришла к заключению, что армия «развалена», а «тов. Троцкий не уделяет достаточно внимания деятельности Реввоенсовета». На пленуме ЦК в Реввоенсовет предложили ввести новых людей — ими оказались противники «кочегара революции». И здесь разыгрался очередной фарс.

Обиженный Троцкий с пафосом потребовал, чтобы тогда уж его отправили «простым солдатом в назревающую германскую революцию». В ответ Зиновьев иронически предложил отправить в Германию и его, а Сталин с издевкой попросил «не рисковать двумя драгоценными жизнями своих любимых вождей». В ответ на реплику одного из участников пленума — «не понимаю одного, почему товарищ Троцкий так кочевряжится», — председатель Реввоенсовета возмутился еще больше и ринулся к выходу из зала. Напоследок он хотел исторически хлопнуть дверью, но и тут вышел казус — дверь была тяжелой и хлопать никак не хотела. Никакого «историзма» не получилось. «А получилось так — крайне раздраженный человек с козлиной бородой барахтается на дверной ручке в непосильной борьбе с тяжелой и тупой дверью, — ехидничал в мемуарах помощник Сталина Борис Бажанов (сбежавший позже из СССР в Персию, а потом на Запад, где и опубликовал свои скандальные мемуары). — Получилось нехорошо».

Однако вскоре Троцкий нанес ответный удар. Он написал письмо в ЦК, в котором указывал на причины тяжелого положения в стране и в партии. Этими причинами, по его мнению, были «секретарская иерархия» и «бездушные партийные бюрократы, которые каменными задами душат всякое проявление свободной инициативы и творчества трудящихся масс».