До встречи с тобой - Джоджо Мойес

Я невольно заулыбалась.

— О да, — ответила я.

— Ха! Прижмитесь ближе. Вы замечательно пахнете.

— Вы тоже. Но если продолжите кружить по часовой стрелке, меня может стошнить.

Уилл сменил направление. Обнимая его за шею, я чуть отстранилась, чтобы взглянуть на него. Я больше не смущалась. Он посмотрел на мою грудь. По правде говоря, в таком положении ему больше не на что было смотреть. Затем он оторвал от нее взгляд и поднял бровь.

— Вы бы не стали пихать эту грудь мне под нос, не будь я в инвалидном кресле, — пробормотал он.

Я пристально посмотрела на него:

— Вы бы даже не взглянули на эту грудь, не будь вы в инвалидном кресле.

— Что? Разумеется, взглянул бы.

— He-а. Вы бы только и делали, что глазели на высоких блондинок с бесконечно длинными ногами и пышными волосами, которые чуют представительские расходы за сорок шагов. И в любом случае меня бы здесь не было. Я бы подавала напитки вон там. Одна из невидимок. (Он моргнул.) — Что? Разве я не права?

Уилл взглянул на бар, затем на меня:

— Правы. Но в свою защиту, Кларк, скажу, что я был ослом.

Я расхохоталась так громко, что на нас обернулись еще несколько человек.

— Простите, — пытаясь успокоиться, пробормотала я. — Кажется, я впадаю в истерику.

— Знаете что?

Я могла бы смотреть на его лицо всю ночь. На морщинки в уголках его глаз. На место, где шея переходит в плечи.

— Что?

— Иногда, Кларк, вы единственное, ради чего я встаю по утрам.

— Тогда поедем куда-нибудь, — не раздумывая, выпалила я.

— Что?

— Поехали куда-нибудь. Повеселимся неделю. Только вы и я. И никаких…

Он ждал.

— Ослов?

— …ослов. Скажите «да», Уилл. Ну же.

Он не сводил с меня глаз.

Не знаю, что я ему говорила. Не знаю, откуда что бралось. Я просто понимала, что, если не уговорю его сегодня, в окружении звезд, фрезий, смеха и Мэри, у меня не будет ни единого шанса.

— Пожалуйста!

Казалось, я ждала ответа целую вечность.

— Хорошо, — наконец сказал он.

Они думали, мы не заметим. Они вернулись со свадьбы только на следующий день, в районе обеда, и миссис Трейнор так злилась, что едва не лишилась дара речи.

— Могли бы и позвонить, — произнесла она.

Она осталась дома, чтобы дождаться их возвращения. Я пришел в восемь утра и все это время слушал, как она в соседнем доме расхаживает по выложенному плиткой коридору.

— Я звонила и писала эсэмэски вам обоим восемнадцать раз. Только когда я дозвонилась Дьюарам и кто-то сказал мне, что «мужчина в инвалидном кресле» отправился в гостиницу, стало ясно, что вы не попали в ужасную автомобильную аварию.

— «Мужчина в инвалидном кресле». Мило, — заметил Уилл.

Но было видно, что ему все равно. Он был спокоен и расслаблен и терпел похмелье, не теряя чувства юмора, хотя я подозревал, что ему больно. Он перестал улыбаться, только когда его мать накинулась на Луизу. Тогда он заявил, что выговаривать надо ему, потому что это он решил остаться на ночь, а Луизе пришлось согласиться.

— И насколько я понимаю, мама, в тридцать пять лет я не обязан ни перед кем отчитываться, если мне придет в голову провести ночь в гостинице. Даже перед своими родителями.

Миссис Трейнор уставилась на них обоих, пробормотала что-то насчет «простой вежливости» и вышла из комнаты.

Луиза выглядела немного расстроенной, но Уилл подъехал и что-то прошептал ей, и тогда я увидел. Она порозовела и засмеялась, как смеются, когда знают, что смеяться не следует. Как смеются заговорщики. Уилл повернулся к ней и велел отдохнуть. Отправиться домой, переодеться, быть может, вздремнуть.

— Я не могу гулять вокруг замка с человеком, у которого на лбу написано, что он провел бурную ночь, — добавил он.

— Бурную ночь? — не смог скрыть удивление я.

— Не в этом смысле. — Луиза хлестнула меня шарфом и схватила свой плащ.

— Возьмите машину, — крикнул Уилл. — Так будет проще вернуться.

Я следил, как Уилл провожает ее взглядом до задней двери. Я поставил бы семь к четырем только на основании этого взгляда.

После ее ухода из него словно выпустили воздух. Похоже, Уилл держался до тех пор, пока его мать и Луиза не покинули флигель. Я не спускал с него глаз, и когда он перестал улыбаться, понял, что мне не нравится его вид. Его кожа была слегка пятнистой, он дважды поморщился, когда думал, что никто не смотрит, и мне отсюда было видно, что у него гусиная кожа. В голове прозвенел тревожный колокольчик, далекий, но пронзительный.

— Ты хорошо себя чувствуешь, Уилл?

— Все в порядке. Не суетись.

— Может, скажешь мне, где болит?

Видимо, он смирился, словно знал, что я вижу его насквозь. Мы уже давно работали вместе.

— Ладно. Голова немного болит. И… э-э-э… мне нужно сменить трубку. И как можно скорее.

Я перенес его из кресла на кровать и начал готовить оборудование.

— Когда Лу меняла их утром?

— Она не меняла, — поморщился он со слегка виноватым видом. — И вчера вечером тоже.

— Что?

Я проверил его пульс и схватил тонометр. Ну конечно, давление зашкаливало. Я положил ладонь ему на лоб, и она заблестела от пота. Я залез в шкафчик с лекарствами и растолок немного сосудорасширяющих средств. Развел их в воде и заставил выпить до капли. Затем усадил его на кровати и быстро сменил трубки, не переставая наблюдать.

— Дисрефлексия?[60]

— Угу. Не самый разумный поступок, Уилл.

Автономная дисрефлексия была нашим худшим кошмаром. Это была обширная гиперреакция тела Уилла на боль, дискомфорт… или, к примеру, переполненный катетер — тщетная и бессмысленная попытка поврежденной нервной системы сохранить контроль над происходящим. Дисрефлексия возникала ни с того ни с сего, и Уиллу приходилось туго. Он был бледен и дышал с трудом.

— Как кожа?

— Покалывает.

— Зрение?

— Нормально.

— Да ладно, приятель. Как думаешь, помощь нужна?

— Дай мне десять минут, Натан. Уверен, ты уже сделал все, что нужно. Дай мне десять минут. — Он закрыл глаза.