Что мне делать без тебя? - Ирина Лобановская

Олеся в смятении смотрела на него, спокойного, бесстрастного. Она не хотела никуда уезжать, бросать все, привыкать к новому месту. И действительно, как же дети?

— Леся, я, кажется, все тебе очень понятно растолковал, — терпеливо повторил Карен. — Есть возможность увезти Полину с собой в Америку, там прекрасные условия для жизни и работы. Мы заберем ее из клиники и сразу уедем. Левон и отец уже знают.

— Ну, конечно! — тотчас обиделась Олеся. — Я все всегда узнаю последней! Ты вообще, не моргнув глазом, можешь сдать меня в багаж и увезти с собой куда угодно!

— Могу! — хладнокровно согласился Карен. — Главное — увезти с собой! Все остальное не имеет никакого значения. Так что я тебя очень прошу: не распускайся и собирай вещи. Впрочем, второе не обязательно, я все сделаю сам. Обрати, пожалуйста, внимание на мою первую просьбу!

Сделанное вскользь сообщение окончательно выбило Олеся из колеи. Усталость, бороться с которой становилось невозможно, засасывала, сознание своей вины и греховности, за которые она расплачивается болезнью Полины, мучило бесконечно. Она наказана за собственные прегрешения. Она была жестока и безжалостна, играла с чужими душами, издевалась над Валерием, лгала ему и Эмме… Она сурово обращалась с отцом, обвиняла его, судила, хотя была слишком виновата сама… Бог покарал ее тогда, когда она могла быть по-настоящему счастливой. Она не заслужила своего счастья.

Однажды Мэри сказала с легким вздохом сожаления, мельком взглянув на нее:

— Ты слишком порядочна, девушка, чтобы быть счастливой!

Мэри идеализировала ее. До порядочности чересчур далеко, так же, как и до счастья. Сейчас Олеся сама теряла его, не сознавая этого до конца и погибая от усталости, которую тонко рассмотрел в ней Ашот Джангиров. Все очень быстро понял и Карен. Как-то вечером он невзначай зацепил ее локтем за плечи и насильно усадил рядом.

— Итак, — сказал он, наливая себе свободной рукой сок, — мы опять впали в тяжелую задумчивость. Конечно, Леся, я должен честно признать, что тебе страшно идет невыразимая грусть в глазах. Это неотъемлемая часть твоего существа, но меня она тоже настраивает на тревожный лад. А смута — уже не моя составляющая. Посему, — он внимательно посмотрел на свой стакан и взболтал в нем жидкость, — давай с тобой разберемся. Ты не хочешь ехать?

— Мне все равно, — нехотя отозвалась Олеся.

— Совсем плохо, — констатировал Карен и отпил сок. — Тебе не должно быть все равно. Я думаю, там тебе будет лучше. И Полине тоже. Впрочем, загадывать трудно. Ты боишься нового места?

— Да, конечно, — равнодушно призналась Олеся. — Со старым бы разобраться… И потом, как твои родители?

— А что с ними произойдет без нас? Как жили, так и будут жить дальше! Мать, правда, загрустит без Боба, но только на время. Ты снова выдумываешь и ищешь несерьезные доводы. Чем тебя привлекает Москва?

Ничем, в сущности, она ее не привлекала. Говорила лишь многолетняя привычка, хотя какая разница, где сидеть дома?

— Это не на краю света. При желании всегда можно прилететь. Тебе не хочется ничего менять?

Олеся молча кивнула.

— Но место ничего не меняет, так только кажется. Переезд — всего-навсего видимость перемен. Меняемся мы сами, наши отношения, настроения, — Карен искоса, мельком, взглянул на жену. — Ты мне очень не нравишься в последнее время. И почему ты без конца стала отказывать мне в постели? То у тебя безумно болит голова, то вдруг схватит несуществующий радикулит — ты лучше сначала посмотри на свою воздушную походку! А то вариант еще оригинальнее: затянувшиеся месячные! — Карен в бешенстве скрипнул зубами. — Я, кстати, тут на досуге подсчитал — я прекрасно умею считать! — ты просто врешь! Даже если учитывать твою бредовую фантазию по поводу раннего климакса! Тебе что, со мной так неприятно?

Вопрос был поставлен, как всегда, четко и откровенно, в привычной ультимативной форме Джангирова. Олеся отвела взгляд. Да, она опять врет.

— Я устала, — вяло сказала она.

Карен неопределенно хмыкнул.

— От жизни надо уставать, — философски заметил он и безжалостно добавил, словно размышляя вслух: — Но к тебе это относится мало. Я не нахожу, что ты перегружена дома до потери пульса. Болезнь Полины, к сожалению, вещь постоянная, почему же ты устала именно сейчас?

— Это медленно накапливается, — попыталась объяснить ему Олеся. — Собирается годами…

— Ты открываешь мне потрясающие истины! — с холодной иронией произнес Карен. — А ты не думала над тем, как мы с тобой будем жить дальше? Ты разрешаешь мне изменять или прогуливаться к проституткам? Что ты предпочитаешь в данном случае, предложи мне, пожалуйста! Я не могу понять твоей бесподобной логики. Ты уже на моих глазах лелеяла свою усталость немало времени. Я думал, миновало! Нет, снова тебе нехорошо! Тебе плохо со мной? Отвечай, только быстро! — он поставил стакан на стол и, стремительно закипая, резко повернул ее лицо к себе. — Я хочу слышать от тебя толковый, вразумительный ответ! В конце концов, мне нужна жена! Мне осточертело лежать все ночи напролет рядом с восковой куклой, которая вдруг разучилась даже просто целоваться, не говоря уже обо всем остальном!

Он был, по своему обыкновению, категоричен и груб, и глаза начинали опасно вспыхивать темными нехорошими огоньками. Олеся молча откинулась на спинку кресла. Ее возраст не виден, но он существует. Дискутировать на эту тему не имело никакого смысла. Да и что она может возразить? Муж, как обычно, прав. Ей действительно в последнее время ничего не хотелось, и Карен потихоньку собирал в себе неудовлетворение и раздражение, которые должны были взорваться таким вот неистовым откровением. Она с силой переплела пальцы. Как ему объяснить? Какими словами? Олеся не хотела посвящать его в свое настроение. Да и Карен понимает сейчас только одно: он ей по какой-то причине не нужен. По какой?

— Объясни мне все-таки, Леся, что происходит? Только, умоляю, не начинай вспоминать, сколько тебе лет! У меня замечательная память, и я пока что не забыл эту цифру. Ты будешь продолжать игру в молчанку?

— Я не знаю, что говорить, — прошептала она.

— Ах, не знаешь! — окончательно взорвался Карен. — Почему это ты никогда ничего не знаешь, а я всегда в курсе происходящего?! Возраст и пол здесь ни при чем, не морочь мне голову! Это только удобные причины для оправдания! И ты ведешь себя просто глупо, — он вдруг снизил тон и положил руки ей на плечи. — Ну, пойми, ты же сама меня отталкиваешь! Почему, зачем, Леся? Так дальше продолжаться не может! У тебя кто-то есть? Посмотри на меня, пожалуйста!

Темноглазый мальчик под дождем возле ее подъезда… Карен вздохнул и внезапно уронил руки.

— Ну, и плевать, — сказал он равнодушно и недобро. — От тебя ничего не добьешься. Я тоже, в конце концов, имею право уставать. Поэтому я сейчас ухожу. Мне нужно проветриться. Вернусь поздно.

Олеся хотела промолчать, но ненужный вопрос сорвался с языка против ее воли и желания.