Леди, которая любила лошадей - Екатерина Лесина

И осознание сего факта окончательно отрезвило.

А Василиса… она поднесла шар Рязиной и тихо сказала:

— Возьмите, пожалуйста.

И голос ее был полон такой силы, что…

— Мама!

Визг ударил по нервам, но… кривоватые смуглые пальцы уже коснулись неровной поверхности.

Коснулись и застыли.

И сама она, страшная женщина, тоже застыла. И лицо ее вдруг преобразилось, сделавшись мягким, удивительно красивым той тихой красотой, которую сложно разглядеть сразу. Дрогнули ресницы.

Губы тронула улыбка.

— Мама! Вы…

Ефимия Гавриловна стояла и смотрела.

В шар.

В черную, переливающуюся глубину его. И Демьян понятия не имел, что видела там, да и знать-то того не желал, но…

— Сенька! Стреляй! — визг Нюси ударил по нервам, мешаясь с гортанным воплем Сеньки, из рук которого выпал раскалившийся добела револьвер.

— Ах ты…

Он все-таки выстрелил, и звук этот гулкий окончательно все разрушил.

— Всем стоять! — голос княжны Вещерской перекрыл прочие звуки, а на ее ладони белой звездой возник огненный шар. — Только шелохнитесь…

— Марьюшка, — Вещерский все еще зажимал порез платком. — Ты… только не нервничай, ладно?

— Я не нервничаю, — мрачно сказала княжна Вещерская, и воздух в конюшне изрядно нагрелся. До того, что еще малость, и просто-напросто полыхнет. — Я совсем даже не нервничаю…

— Вы… это ты… — Нюся подлетела к Василисе. — Ты виновата… ты…

— Отойди… — велела княжна сухо. — Если не хочешь…

Нюся сделала шаг назад.

И выражение лица ее стало таким, что Демьян вдруг понял: не успеет. Слишком далеко он стоит. Слишком медлителен.

Слишком…

Стеклянный купол времени вновь развернулся, пытаясь удержать силу, которая выплеснулась из рук тоненькой хрупкой девушки. Эта сила ощетинилась ледяными иглами. И иглы росли. И… Демьян не сдержит их. Раньше, может, у него и вышло бы.

Раньше…

…стекло мира трещало. А спину рвали когти дракона-хранителя, и эта призрачная боль заставила двигаться. Всего-то шаг.

И два.

И руку поднять, которая вдруг стала невероятно тяжела.

Толкнуть.

Раскрыть объятья навстречу иглам, острия который пробивали купол времени. И когда тот все-таки разлетелся вдребезги вновь, Демьян закрыл глаза. Если повезет, то странный дар его поможет.

Спасет.

Если не Демьяна… пускай даже не Демьяна, но спасет.

Было больно.

Пожалуй, куда больнее чем в прошлый раз. И эта боль заставляла сосредоточиться на себе. Что-то вспыхнуло, стало жарко.

Кто-то закричал.

И снова.

И жар сделался почти невыносим, а иглы вошли в тело. Подумалось, что бабочка из него, Демьяна, вышла на редкость поганая…

…на что похожа сила?

Не та, с которой Василиса так и не сумела сладить, освоив пяток самых простых заклинаний. Да и те получались, положа руку на сердце, раз через два.

Нет, эта сила не такая.

Она в шепоте ветра, в шелесте трав. Она не внутри, ибо собственный источник Василисы слаб, и теперь она точно знает, отчего.

Этого источника вовсе не должно было быть.

Он мертворожденный, чуждый, но поди ж ты, выжил, приспособился. И выходит, что она, Василиса, двоесильница? Слово какое забавное. Она бы улыбнулась.

Зазвенели золотые подвески.

Кроме той, что украдена.

…на что похожа сила?

На молодого коня, который полон ярости, и сам с собой совладать неспособный летит, несется… несет… попробуй-ка удержись, если сумеешь. А нет? Рухнешь под копыта.

Это ложь, что лошади не наступают на упавших. Еще как наступают. Порой потому как получается, а порой и нарочно. Не каждая лошадь добра. Не каждый всадник стоит того, чтобы его нести.

На что…

…руку протяни, коснись. И ей позволь коснуться, приучая к себе, знакомясь. Вдох и выдох, и сила пронизывает тело, опутывая его, прорастая внутрь.

Немного больно.

И голова кружится, но головокружение проходит быстро. Только золотые подвески звенят, и в каждой свой дух…

Свое слово.

…и слово это так и осталось непроизнесенным. А она ведь почти поверила, что все-то получилось, что вышло именно так, как должно, что…

Стало вдруг холодно.

И горячо.

И сила ее, еще неприрученная, взвилась на дыбы.

Вот только…

…она, эта сила, могла многое.

Вытянуть душу из тела, пустить по сплетенной из крови дорожке, сотворив для этой души мир, в котором она будет счастлива. Уверить, что все по-настоящему.

…распахнуть врата мертвого мира.

Их же закрыть.

Потянуть за нить прошлого, перебрав нити чужих имен и чужих же жизней.

…но не остановить волну чужой, чуждой силы.

Было как в прошлый раз.

Она, Василиса, видела, как медленно взмывают руки Нюси, как изгибаются они причудливо, словно крылья. И узкие рукава жакета сползают. Она видела тонкие запястья и темные нити сосудов.

Искаженное яростью лицо.

Пальцы, посиневшие вдруг с совсем уж яркими ноготками.

Силу, которая вскипела сквозь кожу. Вместе с кожей. И эта сила потянулась к Василисе, повинуясь приказу: убить.

Не огонь.

Закричала Марья.

Пошатнулся Вещерский, вдруг упав на одно колено. И над спиной его, выгибаясь, хрупкий, неровный, вспыхнул щит. Дернулся, падая на карачки, Аполлон. А тот, третий, незнакомый Василисе, нехороший собою человек, замахнулся.

Но как же медленно.

Она вдруг поняла: не успеют. И новая, обретенная сила, не поможет… как и косточка, зажатая в руке.

Наверное, следовало бы закричать.

Упасть на землю.

Создать щит. Но… Василиса поняла, что ничего-то не может, что она и пошевелиться-то не способна, и вовсе не в магии дело, а…

…опалила кожу зачарованная бляха родовой защиты. Но слабо, будто… будто через силу… правильно… она, Василиса, не совсем, чтобы Радковская-Кевич, пусть кровь от крови рода, но…

Додумать не успела. Толчок в грудь опрокинул ее на землю.

Было больно.

И еще обидно.