Обрести любимого - Бертрис Смолл

Они проспали ночь возле костра, огонь в котором поддерживался, чтобы отпугивать диких животных. Каждый из пяти мужчин по очереди бодрствовал по два часа, чтобы все могли хорошо выспаться. Задолго до рассвета, еще даже до захода луны, они снова пустились в путь, подкрепившись холодными кусками каши и горячим чаем, подслащенным маленьким кусочком сахара, который они пили из общей чашки.

Рассвет был хмурым. К полудню начался проливной дождь, смешанный с сильным, мокрым снегом. Дрожа от холода, Валентина завернулась в свой плащ, как и ее молчаливые, продрогшие до костей спутники. Ледяная сырость проникала через их одежды. Не помогло и то, что Валентина не думала ни о чем, кроме большой лохани горячей, ароматной воды.

Мурроу на минуту отстал и, подъехав к ней, сказал:

— Али-паша говорит, что, если тебе надо остановиться, мы остановимся, но если мы хотим доехать до гирейских татар к вечеру, нам надо торопиться. К сожалению, дождь замедляет наше продвижение.

— Я хочу добраться туда, — сказала она, — эта погода может не измениться до ночи, и мне совсем не хочется спать под дождем.

Мурроу кивнул и пришпорил лошадь, чтобы присоединиться к Али-паше.

— Как всегда, практична, — сказал Патрик. — С этим я не спорю!

Она засмеялась:

— Какую историю нам предстоит рассказать королеве, Патрик! Интересно, как она?

— Скучаешь по двору? — спросил он.

— Нет, скучаю по королеве, — ответила она. — Двор — грустное место.

— Он перестанет быть таким, когда его унаследует Яков Стюарт.

— Может быть, но тогда туда придут незнакомые люди. Те, которые придут после смерти королевы, будут совсем другими людьми. Все будет не так, как в прежние дни.

— Голубка, что ты знаешь о прежних днях? Мы жили не в золотом веке.

— Я знаю, но наши семьи жили. Мы выросли, слушая эти рассказы, и кажется, мы были частью этой жизни. Даже ты ребенком служил пажом в доме графа и графини Линкольн в то время, когда граф пользовался большой благосклонностью королевы.

— Тем не менее меня, как и моих братьев, не интересует эта жизнь, — признался он. — Я не создан для политики. У меня не хватает терпения на тех, кто скрывает правду или стремится к большой власти. Возможно, я просто многое видел в этой жизни.

Дальше они ехали молча, съежившись под капюшонами своих плащей, пытаясь спрятаться от сильного сырого ветра.

Когда голод дал о себе знать, они пожевали оставшиеся в их сумках лепешки.

На закате (хотя солнца не было видно) они заметили впереди себя очертания трех сооружений. Мурроу сделал знак Валентине подъехать к Али-паше.

— Татары, — сказал Али-паша, — каждый год уводят с собой на пастбища в степи стада овец и коз, но, поскольку пастбища ограниченны, они не скапливаются в одном месте. Чаше одна или две семьи устраивают совместный лагерь. В нескольких милях от них можно встретить другую небольшую группу. Так будет до тех пор, пока мы не доберемся до лучшего пастбища в этом месте, где стоит лагерь Великого хана и его ближайшая семья. Даже им приходится перемещаться с места на место в течение лета, а каждое перемещение всегда означает потерю некоторой части скота.

— Значит, мы приближаемся к цели, Али-паша?

— Еще десять-двенадцать миль, госпожа, самое большее — несколько часов пути. Позвольте мне заметить, госпожа, вы храбрая и сильная женщина.

— Спасибо, Али-паша, — ответила Валентина.

— Госпожа?

— Да, капитан?

— Все ли женщины вашего роду и племени ездят верхом?

— Нет, нет, Али-паша. Но некоторые ездят.

— Такие сильные женщины рожают сильных сыновей, — решил он. — Думаю, что мне не понравилось бы, если бы ваша страна и моя воевали друг с другом!

— Тогда давайте поблагодарим Аллаха за то, что тот позаботился о мире между нами, Али-паша.

— Я почту за честь, если вы проедете со мной остальную часть пути, госпожа. — скромно сказал он.

— Я польщена, что вы просите об этом меня, простую женщину, — ответила Валентина с большим тактом.

— Вы начинаете говорить как турчанка, — сказал он, усмехаясь.

Его слова порадовали ее.

Валентина училась турецкому у Мурроу во время их путешествия, и это было нелегко. В Стамбуле она с удивлением обнаружила, что понимает разговоры носильщиков на пристани. Прислушиваясь к уличным разговорам, пока они ехали к Кира и обратно, она с радостью отметила, что понимает почти все. Мурроу доказал, что он хороший учитель.

После того как они покинули «Архангел», они говорили только по-турецки, потому что не хотели привлекать к себе внимание своим английским. Кроме того, была важна практика. Валентина отметила про себя, что ей повезло: способность к изучению языков не миновала их семью. Патрик и Мурроу знали несколько языков благодаря международным делам их матери.

Они доехали до нескольких невысоких строений, и немедленно появился человек, чтобы приветствовать их. При виде Али-паши татарин расплылся в улыбке.

— Ты выбрал плохой день для поисков Великого хана, Али-паша. Ты и твои люди выглядят такими же грязными, как мокрые воробьи. Входите! Входите! Горячий чай и добрый огонь согреют вас. Моя семья и я счастливы принять вас.

— Мы благодарим тебя, Ибак. Дождь задержал нас, и мы должны продолжить наш путь, чтобы к вечеру добраться до Великого хана. Как далеко отсюда до него?

— Восемь миль, капитан, не больше.

— Передай поклон своей семье от нас, Ибак. Мы ценим твое гостеприимство. Было бы хорошо, если бы мы могли принять его!

— Пусть сегодня какая-нибудь красивая девушка захочет согреть твою спину, Али-паша! — сказал татарин, посмеиваясь.

Они поехали дальше. Дождь усилился, промочив насквозь их шерстяные плащи, которые теперь стали тяжелыми от воды.

— Ибак, должно быть, передвинул свои юрты за эту неделю, — сказал Али-паша. — Я рад, что мы ближе к Великому хану, чем я думал. Нам повезет, если мы не подхватим лихорадку от этой погоды.

— Что такое юрты? — спросила Валентина.

— Это сооружения, мимо которых мы сейчас проезжали. Это шатры, в которых живут степные люди. У юрт есть рама из изогнутых ивовых прутьев и молодых деревьев. Каркас покрывается слоями войлока, который в теплую погоду скатывается, чтобы пропускать в юрту воздух. Внутри юрты летом рама покрывается камышовыми циновками. В холодную погоду добавляются слои войлока. Юрту можно собрать и разобрать за час или меньше. Они на удивление крепкие, и их никогда не сдувает во время бури. Корпус хорошей юрты может прослужить лет сорок или больше.

— Я видела деревянную дверь, — сказала Валентина.

— Да, — капитан усмехнулся, — Ибак очень гордится этой дверью, потому что она показывает, какой он важный человек. Деревянная дверь в юрте — новая вещь. С самого начала все двери в юртах делались из войлока. На дверях татары делают вышивку черным войлоком на белом. Многие по-прежнему поступают так, потому что они ценят обычай больше нововведения.