В чём дело, Полли? - Марьяна Иванова

Это девочка здесь ведь по той же причине. Надд указал, что нужен кто-то переживший смерть. Глупая девчонка. Мишель сказал, что она невозможно упряма – она не сбежит отсюда только если кто-то будет постоянно просить её уехать. Что ж, мой дорогой мальчик, я помогу тебе. Только тебе я не скажу, что ненавидеть её я буду не притворно, а искренне. Может, это спасёт её.

Только знаешь, Мишель, сдаётся мне, ты что-то недоговариваешь. Когда ты впервые посмотрел на неё, с тебя слетела маска и я увидела твой страх. Все увидели. Ты почувствовал, что всё вот-вот рухнет?

Я всё сделаю для тебя. Но не заставляй меня смотреть финал. Я боюсь твоего поражения. Боюсь и победы.

Я всегда знала, что ты попросишь меня сделать что-то плохое…

Я стою в подвале, перевожу дух. Рука не дрогнула – я стойкая. Я стойкая. Линда и Берта – нет. Он не дал им много времени. Они слишком болтливые. И слишком заинтересовались мисс Полли. Хотели предупредить или навредить. Работникам не просто так запрещено разговаривать с гостями.

Ты же обещал запирать их, Мишель. Просто ты теряешь контроль, верно?

Теперь хладные тела этих девиц скрючились у моих ног. Кровь расползается неимоверно быстро. Я пячусь назад, чтобы не запачкать туфли. Нож вытираю платочком и прячу в карман халата. Щёлкаю фонариком и осматриваюсь: чем больше лужи, тем меньше их тела. Нужно подождать ещё немного и можно будет здесь убрать.

Слышу наверху шаги. Вздрагиваю и быстро гашу фонарик. Ступени сухо поскрипывают – кто-то неудержимый спускается сюда. Вижу, как луч фонаря рассекает тьму. До меня слишком далеко, я у самого тупика, но всё равно прижимаюсь к стене. Это Полли! Что она здесь делает?

Она заходит в прачечную, я крадусь к выходу. Подняться не успеваю, поэтому быстро прячусь за лестницу. Девчонка направляется к тупику. Она же сейчас увидит… Испуганного визга не слышно – значит, тел уже нет. Только кровь. Слышу топот. Она в ужасе взбирается по лестнице. Наверняка, сейчас весь дом на уши поднимет. Мишель разозлится. Не на неё – на меня. Скажет, что я не справилась. Или… или он и хотел, чтобы она заподозрила неладное? Конечно, так он посеет в ней семя безумства, что с каждым днём будет расти и отравлять её разум.

Ты ведь помнишь, что случилось, когда Надду не удалось отравить меня?

Когда Полли вернётся сюда с остальными, на месте лужи крови уже будет растаявшее чёрное пятно. Нужно быстро вернуться в комнату.

Я всегда знала, что сделаю для него что-то плохое… Знать, что кого-то обрекли быть заживо закопанным в могилу и молчать об этом – ужасно плохо.

– Алло. Я говорю, слышно меня? А л л о?

– Да, я вас слушаю. Кто это?

– Поля? Полина Грачёва?

– Полли Марш. Вы кто?

– Это Галина, Галина Ткаченко. Мы с твоей бабушкой по субботам играли в покер в русском клубе, не помнишь меня?

– Нет, я… Не помню. Вы что-то хотели? Знаете, уже поздно…

– Да. Поля, мне очень горько это сообщать, но Надежда…

– Не продолжайте, я много лет не общаюсь с Надей, мне не интересно. Спасибо за звонок.

– Умерла она. Поля, слышишь? Сегодня. Я к ней каждый день заходила. Она же болела, ты не знала? Я говорила, что в больницу ей нужно. А она твердила, ох, твердила, что жить собирается ровно столько, сколько ей положено. И ни дня больше. Мол, её там дочь заждалась. Поля, нужно похороны организовывать. Я её адвокату твой номер дала. Ты ж в наследстве её, наверняка, числишься. Она от отца не дала тебе ничего получить, так к себе-то вписала. Скучала она очень по тебе, слышишь?

– …

– Скучала, говорю. Совсем плохая стала.

– Что с ней случилось?

– Так сердце, Полина, сердце. И ноги у неё отнимались. И почки болели. Она до последнего дня ждала, что ты навестишь её. Ты приезжай, Поля, я по-соседски помогу с организацией похорон… Ты только приезжай, хорошо?

– Мне… мне нужно идти, вы извините…

Теперь вода тёплая и ласковая. Сон вытолкнул меня, но открывать глаза всё равно не хочется. Я и не открываю. Я всё помню. Помню, что происходило в пансионате. И как сюда попала. И как меня пытались убить несколько часов назад. Кто? За что? Этого я не знаю. Стивен? Бран? Ожившая миссис Беккер? …Надя? Нет, всё это… слишком.

Открыв глаза, я поняла, что лежу в ванной, наполненной тёплой водой. От водорослей и ила в волосах и платье вода слегка позеленела. Освещение тусклое, но так даже лучше. Слышно, как за стеной завывает ветер и клубится колючая ночь. Из крана в раковину капает вода. Тик-так-тик-так. Эдакий водный метроном. Мне не страшно и больше не холодно. Я рассматриваю своё детское полотенце с вышитым розовым щенком. Откуда оно здесь? Как уехала из дома Нади, ни разу его не видела. А теперь оно спокойненько висит на вешалке. Мишель сидит на полу, навалившись на стену. Его волосы и рубашка сильно промокли, на полу тоже солидная лужа. Его веки прикрыты. Одна рука опущена в воду. Почему-то думаю, где мой нож? И почему, собственно, мой?

– Ты похожа на русалку, – хрипло выдавил Мишель. Как он понял, что я проснулась?

– Русалку? – Я зачем-то посмотрела на свои ноги: они покрыты ссадинами, колени разодраны. – Нет. Скорее, утопленницу.

Мишель нахмурил брови, глаз не поднял.

– Как ты себя чувствуешь? Добавить ещё горячей воды?

– Что ты делал в озере в тот летний день? – перебила я.

А что мне нужно было ответить? Что чувствую себя так, словно в очередной раз вернулась с того света?

– Тонул. Хотел умереть, – невозмутимо отозвался он, будто бы нет в мире ничего обыденнее этого.

– Почему?

– Рассказать тебе сказку? – Он повернул голову ко мне, улыбаясь, как кот, слопавший миску сметаны.

– Мишель, какие сказки? О чём ты? Теперь дело не только в тебе! Не только в том, что Стивен уготовил тебе могилу в твоём же доме, не в том, что Аня не та, за кого себя выдаёт, что умерла миссис Беккер, а гости внезапно исчезают. Сегодня кто-то заманил меня к озеру и пытался убить! Или мы во всём разберёмся или мне придётся уехать. Прости, Мишель, но если так пойдёт дальше…

Я прикусила губу. Не помню, какой раньше здесь был кафель, но теперь ванная комната была выложена грязно-бежевой плиткой. Над унитазом появилось маленькое прямоугольное окошко, которого раньше не было. Зато такое было в доме Нади. Я никогда не говорила «мой дом» или «наш дом». То место всегда было Домом Нади. Теперь дом Мишеля плавно и неотвратимо трансформировался в него. Только я одна замечала это. Значит, это был знак только для меня. Очень плохой знак. Нужно бежать отсюда, бежать без оглядки и сожалений.