Имперские истории - Денис Юрин

Скотный двор; жутко пахнущие кучи навоза и перегноя; лай отощавших собак, встревоженных приездом поздних гостей; несколько хозяйственных построек; барак и конюшня, возле которых грелись у костров три дюжины крестьян. Деревенская экзотика в полной красе. Правда, шумно галдевшим труженикам полей явно не хватало гармони и самогона, но ни один шедевр не обходится без маленького изъяна.

Конвоиры мгновенно разошлись, оставив изумленного Анри возле фургона. На губах ветерана замер вопрос: «В какую глушь вы меня завезли, мерзавцы?!» – вопрос, который ему не суждено было задать. Дверь сарая распахнулась, и оттуда с пронзительным визгом выскочил полугодовалый поросенок. Взбесившиеся двадцать килограммов свинины, только что сбежавшие из-под ножа мясника, кинулись под ноги отставному лейтенанту, опрокинули его в лужу и продолжили бег, поднимая копытцами фонтаны грязи. Хохот и хамские комментарии мужиков взбесили Анри гораздо сильнее, чем грязное месиво, которое толстым слоем покрывало его лицо и одежду. – Поди отмойся, морячок, – приказал неизвестно откуда появившийся рядом старший конвоя. – Как видишь, на суше тоже штормит! Одежонку свою выкинь, там новую получишь, Давай шустрее, не разлеживайся!

Желания и дальше сидеть в зловонной луже у Фламера не было, как, впрочем, и охоты лезть с головой в бадью с холодной водой. Однако выбора не было: бедность одежд набившаяся в спутницы баронесса простила бы, а вот смрадного запаха ее благородный носик, увы, не смог бы перенести.

Пока Анри, собравшись с духом, нырял в бадью, крестьянское становище пришло в движение. У костра не осталось никого, одетые в грязные робы и протертые брюки мужики забегали по двору: выводили к изгороди и запрягали лошадей, вытаскивали из сарая одежду, кольчуги, оружие и прочую военную амуницию. Всего за полчаса скопище мирных деревенских жителей превратилось в хорошо экипированный конный отряд. Привезшие его солдаты тоже присоединились к всеобщему действу. Во взметнувшихся к небу кострах вперемешку горели засаленные хламиды и элегантные красно-черные мундиры. Скотный двор наполнился лошадиным ржанием, звоном оружия и синевой дорожных плащей.

Впервые Анри признался себе, что его знания имперской геральдики несовершенны. Гнедой жеребец с огненной гривой, разинувший зубастую пасть и вставший на дыбы – такого герба он еще не видел, хотя не раз бывал в Северном Катаре, в котором, судя по маленькому кресту в правом верхнем углу гербового рисунка, имел честь проживать его владелец.

– Вижу, в геральдической чуши ты толк знаешь. Правильно головой качаешь, нет такого герба, но нам так даже проще, а то вот совсем недавно конфуз вышел… – внезапно раздался за спиной хриплый голос.

Анри обернулся. В трех шагах от него стоял облаченный в добротные пластинчатые доспехи командир конвоя, а рядом с ним на пне лежала кольчуга и синий плащ, приготовленные, видимо, для него.

– Я Сонберс, твой командир, – представился мужчина и кивнул головой в сторону пня. – Одевайся, через четверть часа выступаем!

– А жалованье когда? – огорошил рыцаря Анри.

– Какое еще жалованье?

– А какой ты мне командир?! Что-то не припомню, чтобы я в твою артель свинобоев записывался!

– Ну надо ж, здоровяк и шутник, весьма редкое сочетание! Обычно у таких переростков, как ты, весь корм в мясо уходит, на башку ничего не остается, – усмехнулся Сонберс, с любопытством глядя на Фламера снизу вверх. Новоявленный командир был почти на голову ниже Анри и раза в полтора уже в плечах, даже несмотря на латы. – С баронессой ехать согласился, значит, поступаешь под мое начало. Не думал же ты, голодрань прибрежная, что госпожа Лиор тебя к себе в карету пустит? В общем, на первый раз дерзость прощаю, седлай коня и в строй! Хотя бы на минуту опоздаешь, высеку… морячок!

Победоносно поддернув бровями, Сонберс удалился. У командира отряда, тем более такого необычного, как охрана полномочного имперского агента, было много хлопот, времени на воспитание самоуверенных новичков совершенно не оставалось.

Фламер не стал перечить и бойцовски выпячивать грудь колесом. Судьба в очередной раз занесла его в чужой монастырь, на установление собственных правил нужно было время: возможно, часы, а может, и дни. Нарываться на неприятности сразу старому служаке не хотелось, хотя бы потому, что новые сослуживцы теперь уже не казались беспечными деревенскими увальнями.

Стоило мужикам сбрить бороды и вымыть нечесаные волосья, как открылись их скуластые, волевые лица. Темнота и обилие растительности на лице не дали Анри с первого взгляда распознать маскирующихся под овечек волков, бойцов, совмещающих в себе дисциплину солдат, опыт наемников, а также хитрость воров и дерзость разбойников. Отрядец был хоть куда, с таким не страшно идти в бой на любого противника, но в то же время с такими людьми нужно было вести себя чрезвычайно осторожно. Фламер не сомневался, что прозорливая Карина поручила сразу нескольким особо доверенным бойцам следить за ним и сообщать о каждом подозрительном шаге.

«О связи с Мартином придется на время забыть, а лучше всего вообще утопить коммуникационную сферу в болоте, спокойней будет, – решил Анри, поспешно облачаясь в необычайно тесную и доходившую ему лишь до пупка кольчугу. – Оружие держать наготове, язык за зубами, пить только воду и о борделях забыть, Неизвестно, как среагирует на их посещение облагодетельствовавшая меня баронесса. Кто знает, а вдруг у придворной шалуньи на мой счет какие-то особые виды заимелись? Девка она норовистая и пылкая, а природное сумасбродство по долгу службы иногда сдерживать приходится. Вдруг мысль нехорошая в ее красивенькую головку стрельнет, или, того хуже, рассудок ненароком перекосит?»

Мучаясь, седлая самую ретивую в отряде лошадь, которая, конечно же, как новичку, досталась ему, Анри не заметил, как отряд тронулся в путь. Грубый окрик и последовавшие за ним шуточки на тему «моряк и кобыла» разозлили ветерана и заставили даже обкусать правый ус. Однако Фламер взял в себя в руки, усмирил лошадь несильным, но ощутимым ударом кулака в бок, а затем вскочил в седло и присоединился к конвою.

Через полчаса, как и было запланировано, в ранний утренний час на пустынной развилке дорог произошла тайная встреча. К карете баронессы присоединился отряд сопровождения, и кортеж быстро направился на юг, увозя кого к славе, а кого к смерти.

Знакомые лица кружились в огненном смерче: родители, близкие, когда-то знакомые, бывшие боевые товарищи и веселые подруги прошлых лет. Это были гномы, не люди; гномы, которые хоть раз встречались Пархавиэлю на жизненном пути: друзья и враги, доброжелатели и злопыхатели, скучные моралисты и бесшабашные шалопаи, честные и лживые, прямолинейные и двуличные, многострадальные неудачники и баловни судьбы; гномы, которые были совершенно разными, многие из них вообще не знали друг друга, но их объединяло одно – все они были мертвы.

Призраки, посетившие Зингершульцо во сне, о чем-то рассказывали, смеялись или упрекали, все обращались к нему и желали получить ответ. В ушах растерянного Пархавиэля одновременно звучало более сотни голосов, но они почему-то не сливались в бессмысленное месиво звуков. Гном слышал каждого и понимал, о чем шла речь.