Древний Аллан. Дитя из слоновой кости - Генри Райдер Хаггард

– И ты взял ее, Бэс.

– Да, господин, но это было не так легко. Помните, что печать была на цепочке, которая висела на шее, и я не мог снять ее, поскольку его горло, как и руки, были стянуты веревками, как, собственно, было и у вас.

– Я хорошо помню, – отвечал я, – потому что мое горло все еще болит от той веревки, которая была привязана к той же скобе, что и мои руки.

– Да, господин, даже если бы я снял цепочку с его шеи, она бы все равно оказалась под веревками. Я думал перерезать ее ножом, но это невозможно было сделать, поскольку цепочка толстая, если бы я ее потянул при помощи лезвия ножа, это было бы заметно, потому что за мной наблюдало множество глаз. Тогда я решил поступить по-другому. Пока я притворялся, что протыкаю глаза Хумана, я наклонился ниже и вцепился в цепочку зубами. Один зуб сломался – вот, посмотрите, но дело я сделал. Я прокусил мягкое золото, затем затянул цепочку в рот и туда же отправил и печать. Вот почему я не мог говорить с вами – мои щеки были заполнены золотом. Теперь у нас есть царская печать, которой подчиняются все страны. Это может быть полезно там, в Египте, да и золото имеет свою цену.

– Молодец! – воскликнул я. – Очень умно сделано. Но ты забыл кое-что, Бэс. Когда этот мошенник сбежит, он обязательно проговорится, и царь пошлет за нами карательную экспедицию и убьет нас, осмелившихся украсть царскую печать.

– Я так не думаю, мой господин. Во-первых, маловероятно, что Хуман сбежит. Он очень толстый и нерешительный, к тому же сильно страдает. После дня, проведенного на солнце, он очень слаб. Во-вторых, я не думаю, что он умеет плавать, потому что евнухи ненавидят воду. Так что если он и выберется из лодки, то, вероятно, он утонет в реке, потому что не осмелится приблизиться к причалу, где стоит стража. Но если он даже сможет убежать, переплыв реку, то спрячется ради спасения своей жизни и никогда снова не появится. А если его случайно поймают, он скажет, что печать упала в реку, когда его запихивали в лодку, или что один из охранников украл ее. А вот чего он никогда не скажет, так это того, что отдал ее кому-то, кто взамен перерезал веревку, потому что за это он получит еще худшее наказание, чем то, что было в лодке. В конце концов, мы поскачем так быстро, что через шесть часов нас уже никто не поймает. А если они сделают это, я выброшу цепочку и проглочу печать.

Как Бэс сказал, так и случилось. Я так ничего никогда не узнал о судьбе Хумана и ничего больше не слышал о краже печати – до тех пор, пока по всем царствам не было объявлено, что сделана новая печать. Но это случилось значительно позднее, после того как печать помогла мне вернуться в Египет.

Сейчас это наше путешествие, каждая его деталь, день за днем, час за часом, минута за минутой возникли перед моими глазами. Но рассказывать обо всем здесь нет необходимости. Потому что, когда я, Аллан Квотермейн, записываю, что видел, мне все еще кажется, что я слышу топот лошадиных копыт, когда мы скакали галопом через равнины, через горы и по берегам рек. Наша скорость была достойной уважения, через каждые сорок миль стояли почтовые станции, и не важно, были это день или ночь, мы находили свежих лошадей из царской конюшни, которые уже поджидали нас. Кроме того, почтовые служащие знали, что мы уже подъезжаем, что приводило меня в изумление, пока мы не поняли, что их предупреждают о нашем приближении посланцы царя, которые спешили впереди нас.

Казалось, что эти люди – хотя наша стража и проводники открыто демонстрировали незнание вопроса – покинули царский дворец на рассвете в день нашего отъезда, тогда как мы въехали в город чуть позже полудня. Значит, у них было, по крайней мере, шесть часов форы, и, более того, они ехали без нагруженных животных, без поваров и слуг. Помимо этого у них всегда был выбор лошадей, это были трое прекрасных животных, третья лошадь нужна была на случай, если вдруг одна охромеет или случится нечто непредвиденное. Именно поэтому мы никогда не могли нагнать их, хотя за день проезжали почти сто миль. Лишь однажды я видел их, далеко, на фоне линии горизонта была гора, на которую нам надо было взобраться. Но к тому времени, когда мы достигли вершины горы, они уже исчезли из вида.

В конце концов мы доехали до края пустыни без происшествий, углубились в нее и пересекли, хотя и более медленно, чем ожидалось. Но даже если у царя и были здесь посты, за которые отвечали кочевники, жившие в палатках рядом с источниками воды или где-то еще, не было ничего, что могло бы пригодиться ему. Поэтому мы проехали мимо, поджариваясь на горячем песке под нами и таком же горячем песке, клубящемся в воздухе над нами. Вскоре мы достигли границ Египта.

Здесь, на самой границе, два командира неожиданно остановили нашу кавалькаду, сказав, что им приказано вернуться и доложить обо всем царю. Мы расстались. Бэс, я и шестеро охотников, которые держались около меня, поехали вперед, а царские командиры с проводниками и слугами отправились обратно. По приказу царя они передали нам свежих лошадей, на которых мы проехали последний пост; уставших животных, тащивших грузы, оставили там, поскольку навьюченным лошадям, которые привыкли возить колесницы, пришлось бы очень тяжело в Египте. Мы взяли новых лошадей, передав благодарность царю, и снова отправились в путь. Бэс лично вел под уздцы то животное, которое было нагружено золотом, а охотники двигались рядом в качестве охраны.

Я был рад видеть этих последних выходцев востока. Несмотря на то что они доставили нас в целости и сохранности и хорошо с нами обращались, я далеко не был уверен в том, что у них нет приказа загнать нас в ловушку или даже избавиться от нас, пока мы спим, и забрать золото и бесценное розовое ожерелье, из которого любые две жемчужины стоили всего. Но у них не было такого приказа, и они не могли осмелиться украсть у нас что-то по своей инициативе, потому что, если бы даже они и избежали мести царя, их жены и дети заплатили бы за все сполна.

Мы вошли в Египет возле Соляных озер, которые находились недалеко от истока залива, сливающегося с каналом, выкопанным еще при древних фараонах. Его было легко пересечь, потому что он засорился. Перед тем как попасть сюда, мы увидели нескольких крестьян, работавших на своих участках с чахлыми посадками, и я услышал, как один говорил другому:

– Вот еще люди, прибывшие с востока. Как ты думаешь, сосед, что с ними будет дальше?

– Я не знаю, – отвечал второй, – но, когда я пересекал канал сегодня утром, я видел группку людей из царской охраны, которые выходили из крепости. Наверняка они были нужны, чтобы встретить этих людей, о чьем появлении объявили те, двое, которые прибыли пятьдесят часов назад и предупредили солдат.

– Что ты об этом думаешь? – спросил я Бэса.

– Не более того, что мы слышали, господин. Два царских посланника, которые ехали впереди нас всю дорогу из города, сказали командиру у приграничной крепости, что мы приближаемся, поэтому он отправился, чтобы встретить нас. А уж по какой причине – я не знаю.

– Я тоже не знаю, – сказал я, – но мне хотелось бы выбрать другую дорогу, если бы была такая возможность.