Охота на некроманта - Саша Молох

— Ты чего застыла, падла? Поднимай давай и мне сюда. Воровка. Канистру ей, бензина ей… Щас рыпнешься — будет тебе бензин, — продавец перегнулся через прилавок, сцапал второй рукой Настю за шкирку и потянул на себя.

И тянул вроде не сильно, но вырваться почему-то не получалось — кроссовки проскользили по плитке, Настя покачнулась и начала заваливаться назад, утягивая за собой неадекватного наркошу. Больше всего ее удивило, что все происходило будто бы в киселе, в каком-то мареве замедленной съемки.

А потом мир моргнул и завертелся с прежней скоростью.

Продавца впечатало в витрину с товарами с такой силой, точно его не швырнули рукой, а сбили грузовиком. Что-то хрустнуло — то ли стойка стеллажа, то ли шея наркомана. Полки продолжили стоять, а вот продавец беззвучно сполз вниз. Глаза у него у так и остались открытыми — не успел зажмуриться.

Егор рывком поднял Настю с пола. И, очевидно забыв о своем желании не подходить ближе необходимого и тем более не дотрагиваться, отряхнул, ощупал, проверяя, не сломала ли она себе чего, осмотрел синяки на запястье. Потом подобрал с пола бумажник, запихнул ей обратно в карман куртки.

Настя вцепилась ему в плечи, уткнулась куда-то в теплую броню, которая сейчас показалась самым надежным укрытием, всхлипнула и наконец дала себе волю — разревелась, точно ей опять было пять лет и лучшая подружка отказалась с ней играть.

Егор стоял истуканом, поддерживая Настю под руку, молчал и вырваться не пытался. Потом, словно додумавшись до чего-то, прижал сильнее к себе, чем вызвал обратный утешительному эффект — еще большие рыдания.

Плакалось хорошо, разом за все дни, которые пришлось провести в компании того, кто так сильно нравился еще пару дней назад, и того, кто вопреки здравому смыслу нравился сейчас. За весь страх, пережитый сначала на Раевском, потом в квартире и после — на Рассохе. И финальной вишенкой — за этого наркомана, которому не повезло обдолбаться и сдохнуть именно здесь и сейчас, окончательно испортив Насте и так плохое настроение.

Это Егору хорошо — убил и не заметил, а ей каково?..

Правда, организм был мудрее мозга и долго истерить не захотел — наверное, решил поэкономить силы. Пришлось отлипнуть от брони и заглянуть в глаза своему терпеливому утешителю. Тот смотрел в ответ странно. То ли с грустью, то ли с тоской, но так хорошо запрятанной, что не сразу разглядишь.

— Что? — тихо спросила Настя. — Уже и пореветь нельзя?

Егор промолчал, продолжая смотреть все так же серьезно. Потом заправил за ухо выбившуюся из прически прядь и аккуратно, стараясь не оцарапать, провел горячими пальцами по щеке. Медленно, словно не доверяя своим ощущениям. Потом склонился ниже, уперся лбом в лоб и замер.

Настя тоже замерла, не желая спугнуть момент. Похоже, последние метаморфозы что-то опять сдвинули в физиологии вставшего, во всяком случае, он не пытался сжать ее сильнее или выкачать энергию. Просто стоял, как будто бы тоже устал. Причем куда сильнее, чем живая упокойница.

Настя осторожно подняла руку и скопировала движение — провела пальцами по щеке, готовая в любой момент шарахнуться в сторону — железные сдавливающие объятия в коттедже ох как хорошо запомнились. Но Егор не двигался — стоял тихо, точно живым был. Только что сердце не билось. Потом склонился, все так же медленно, легко коснулся Настиных губ, замер на мгновение, отодвинулся и выдохнул.

Обожгло и касание, и горячий воздух. Настя сжала пальцы чуть крепче, чтоб не сбежал — хотя не с ее силами удержать костяного короля, если тот захочет вырваться, — и медленно вернула прикосновение. И получила второй горячий выдох в награду.

А потом Егор отодвинулся, и получилось спросить:

— Зачем?

Егор на вопрос не ответил, сгреб с прилавка покупки, подхватил канистру с водой и буркнул:

— Тут больше никого нет. Выпей кофе. Съешь чего-нибудь. Я пока отнесу. Потом вернусь — приберемся.

— Ты его точно убил?

Егор посмотрел на Настю с удивлением, теперь уже раздраженно, и вышел за дверь.

Пришлось побыть послушной девочкой, хотя кофе так и норовил пойти обратно. Настя от нервов сыпанула в стакан разом три пакетика сахара и теперь давилась приторной бурдой, пытаясь одновременно прикинуть, сколько могут дать упокойнику за убийство человека с помощью третьей формы, и рассчитать, когда продавца-наркомана должны были сменить. В судах подобного прецедента еще не было — до такого простого и действенного способа устранять врагов пока никто не додумался. Впрочем, может и додумался, да воплощение подкачало.

Настю потряхивало, и стаканчик с кофе пришлось держать обеими руками. Она попыталась убедить себя, что ничего страшного не произошло, но даже мысль отдавала фальшью. Если раньше вокруг уходили в четвертую форму уже давно мертвые люди, то в смерти этого парня отчасти виновата она сама.

На двери дважды звякнул колокольчик: это Егор вошел и снова вышел — теперь уже с двумя канистрами.

Через стекло Настя наблюдала, как он, прежде чем отвернуть крышку, несколько раз промахивался: пальцы короля не были приспособлены для мелкой моторики. Она уже хотела выйти и помочь, но поняла, что в магазинчике изменился звук. Раньше звучали только холодильники, кофейный автомат и радио где-то в подсобке. Теперь к набору добавился мерный гудеж, тихий, но раздражающий. Такой странный — вроде и фоновый, но выделяющийся.

Настя заставила себя допить омерзительный кофе — потому что надо — и распаковала контейнер с сэндвичем.

С источником звука все было ясно: убитый продавец из первой формы пошел во вторую. Скоростной какой. Сейчас он окончательно поднимется — хорошо, если у него уйдет на это час или два, — а потом встанет в третью форму.

С ее седьмой категорией, да с недосыпом и на голодный желудок упокаивать мертвеца, в убийстве которого косвенно виновата, — не лучший сценарий. Тут после отпуска и с подстраховкой не факт, что получится такое провернуть.

Настя, давясь, прожевала сэндвич, вытащила из холодильника пакет с йогуртом и принялась за него. Еда оседала в желудке холодным комком.

— Я разбужу Луку, — Егор снова возник за спиной, теперь беззвучно, видимо, снял с двери колокольчик. — Этот козел быстро пойдет в выворот, я чувствую. Я отнес в машину воду, бензин и еду. Пойдем.

— Не надо Луку, — Настя вытерла рот, потом руки обтерла об штаны, выкинула стаканчики и обертки в мусорку. При всем кошмаре произошедшего удалось не наследить. Только тело и вмятина на витрине. — Еще немного — и нам придется везти Луку в больницу. Он не железный. Возраст. Сердце не выдержит. Пусть спит, нам еще вставших Павла искать. С ними я точно не справлюсь, а с этим... попробую. Вытащи его на улицу и придави чем-нибудь тяжелым.

— Лука справится лучше, — возразил Егор, но уже поднимая труп за шкирку.

Для упокоения тело пристроили в стороне, за мусорными баками и линией нестриженых кустов. Егор положил мертвецу на ноги один из бетонных бордюров, оставшихся, вероятно, с времен постройки заправки. Сам сел сверху и уставился выжидающе.