Кто заставил Гитлера напасть на Сталина. Роковая ошибка Гитлера - Николай Стариков

Обратим внимание и на тот факт, что немецкая разведка зачем-то перенесла место действия на французскую землю. А ведь в таком случае следствие будут вести французские следователи. С ними не договоришься. К тому же и убийца остался в живых. Зачем это немцам? Вдруг он заговорит на допросе у французов и расскажет что-то лишнее? Труп с запиской в кармане куда как безопаснее живого террориста, попавшего в лапы чужого следствия. А организовать ответные выстрелы охраны посольства ничего не стоит. Заранее предупрежденный охранник, услышав стрельбу, убивает нападавшего. И все, концы в воду.

На этом странности не заканчиваются. Обожающая преодолевать трудности немецкая разведка зачем-то держит Гришпана в заключении до конца войны. То есть буквально до самого последнего ее дня!

Но зачем держать в живых уже «отработанный материал»? Любая разведка спешит замести следы, а немцы нет? Им что, жалко еврейского юношу, который, в соответствии с нацистской идеологией, даже не является для них полноценным человеком? Раз немцы держат Гришпана в живых, значит, собираются использовать его (знающего что-то важное) в игре против кого-то. Но что может знать молодой парень, которого толкнула на убийство именно германская разведка? А может быть, все же… не германская? И немцы держали ценного свидетеля работы своих западных коллег до самого последнего дня? А охранявшие его эсэсовцы выполнили инструкцию по ликвидации пунктуально и точно, как в ней было написано: убрать Гришпана в последний момент.

И еще. Если предположить, что все же не германские спецслужбы замешаны в том деле, то именно 8 мая – день подписания капитуляции Германии – был первым днем, когда союзные спецслужбы могли беспрепятственно проникнуть уже куда угодно и ликвидировать Гришпана. Но зачем им его убивать? Ответ прост: парень – нежелательный свидетель того, как Запад сознательно провоцировал нацистов совершать преступления против евреев, чтобы придать своей будущей войне с Германией характер благородной человеколюбивой миссии. В версию организации этой истории британской и французской разведками замечательно укладывается и «неправильное» переливание крови (больница-то французская!), и затягивание следствия, и откладывание суда (чтобы Гришпан чего-нибудь лишнего не сказал). Но это лишь версия. Возможно, кто-то из будущих историков сумеет пролить свет на темную историю, происшедшую в Париже.

Мы же, однако, вернемся к германо-польской дружбе. Такие «мелочи», как Збощинский инцидент, не могли нарушить добрососедских отношений между странами. Для Гитлера, готовившегося (пока еще) к выполнению своих обязательств перед Западом, в отношениях с Варшавой важны были два момента: возвращение рейху потерянных территорий, переданных Польше после Первой мировой войны, и военная поддержка польской армии, когда он ударит по СССР. Поскольку для Гитлера особенно существенным было второе, о первом он высказывался мягко и весьма дипломатично. Впоследствии, когда историки будут тщательно демонизировать Адольфа Гитлера, постоянной присказкой станут слова о его агрессивности и вероломстве. И это совершенно справедливо: таким и будет глава нацистской Германии по отношению к России. С Польшей же Гитлер был джентльменом – до тех пор, пока сами поляки резко и нагло не испортили отношения с рейхом, повинуясь команде из Лондона.

С такой оценкой событий согласен уже цитированный нами польский профессор истории Павел Вечоркевич: «24 октября 1938 г. Германия в ходе переговоров Липского[413]и Риббентропа представила Польше свои требования, которые я бы назвал скорее пакетом предложений, поскольку изначально они не были выдвинуты в ультимативном тоне. У них была цель крепко связать Польшу с политикой рейха. Принимая их, Речь Посполитая не понесла бы никакого значительного ущерба. Гданьск не был тогда польским городом, а автострада через коридор была, о чем мало кто помнит, идеей нашей дипломатии, которая появилась в 30-х годах в качестве попытки нормализовать польско-германские отношения. Взамен за эти уступки Польше предложили пролонгацию пакта о ненападении и присоединения к Антикоминтерновскому пакту практически»[414].

Германское руководство, имея в виду совместный с поляками поход против нашей страны, предложило мирное и цивилизованное решение территориальной проблемы. Немцы хотели провести на спорных территориях референдум, который решил бы все проблемы. В случае, если жители так называемого «коридора» решили бы вернуться к Германии, Польша получала экстерриториальную железную дорогу на его территории и автостраду для сохранения своего выхода к Балтийскому морю. Если «коридор» оставался у поляков, то такой путь сообщения получала Германия. Вернуть Данциг Гитлер просил поляков не задаром. Он был готов гарантировать новые границы Польши, пролонгировать германо-польский договор о ненападении и гарантировать полякам особые права в забираемом у них Данциге[415]. А потерянные территории полякам с лихвой компенсировала бы часть Советской Украины. Предложения были достаточно щедрыми, но Польша от них отказалась, что и вызывает у сегодняшних польских историков грусть.

Данциг (Гданьск) был объявлен вольным городом. Статус «вольного города» использовался в дипломатической практике для временного «замораживания» территориальных споров между государствами. Таким образом победители в Первой мировой войне решили избежать польско-германской войны. Статус германского города Данцига стал своеобразной моральной компенсацией Германии за ущерб от потери связи основной части страны с Восточной Пруссией, которая была отрезана новообразованной Польшей. Город с населением 407 тыс. человек стал суверенным государством, находившимся под управлением Лиги Наций. На деле же Данциг пользовался большой автономией и фактически стал своеобразным анклавом Германии, почти полностью населенным этническими немцами, а не поляками. Даже денежной единицей в Данциге стал не польский злотый, а «местная» марка, равная 100 пфеннигам. Государство Польша имело в Данциге своего комиссара, на которого возлагалось управление всеми польскими делами в Данциге и прилегающих к нему территориях; оказание покровительства польским гражданам в Данциге; наблюдение за уважением прав польских граждан вольного города; поддержание регулярной связи между Польской республикой и верховным комиссаром Лиги Наций.

Множество польских документов той поры говорят нам о желании поляков прихватить как можно больше украинской земли. Например, пан Я. Каршо-Седлевский, назначенный послом Польши в Иране, сказал в беседе с германским дипломатом: «Политическая перспектива для европейского Востока ясна. Через несколько лет Германия будет воевать с Советским Союзом… Для Польши лучше до конфликта совершенно определенно встать на сторону Германии, так как территориальные интересы Польши на западе и политические цели Польши на востоке, прежде всего в Украине, могут быть обеспечены лишь путем заранее достигнутого польско-германского соглашения»[416].