Боец с планеты Земля - Владимир Тимофеев

Я слушал её и не прерывал. Помню, она об этом уже рассказывала, в нашу первую ночь после побега из города. Сейчас её «просто слова» подтверждались на практике.

В дымке над «мавзолеем» зиял разрыв. Я молча смотрел на него и прикидывал, успеем ли мы изготовить космический передатчик и отправить туда сигнал, пока дыра не затянется.

Потом скашивал глаза на обнимающую меня женщину и мысленно улыбался.

В животе у Паорэ горел маленький огонёк, и в этом огоньке была часть меня…

* * *

Следующие шестьдесят дней (стандартный галактический месяц) стали для меня, наверное, самыми счастливыми в жизни. Ну, по крайней мере, в той её части, которую я провёл здесь, на Флоре.

Проблемы управления баронским хозяйством мало-помалу решались, часто даже без моего деятельного участия. Властная «вертикаль» худо-бедно работала. Крестьяне пахали, купцы торговали, ремесленники занимались ремёслами, мытари собирали мою законную десятину, начальство командовало, революций никто не устраивал и не собирался. Гас, правда, всё время ворчал, что из местных задохликов нормальную дружину хрен соберёшь, но отбор тем не менее проводил и даже успел отобрать целое отделение будущих воинов.

В поместье тоже всё шло, в общем и целом, неплохо. Нуна сумела найти и пристроить к делу недостающих слуг, и теперь у неё всё крутилось-вертелось, как хорошо отбалансированное колесо у машины, без сбоев и нареканий. Мастер Нарруз, чопорный и немногословный, исправно и со знанием дела производил нужные во всяком хозяйстве вещи, как для «своих», так и на продажу разным заезжим торговцам. Репликатор у него почти не простаивал. А прибыль от этих продаж, как я успел подсчитать, составляла даже больше, чем суммы собираемого в баронстве налога.

Жаль только, сами деньги на репликаторе чеканить не получалось. На всех легальных монетах присутствовал специальный княжеский знак, и подделать его было практически невозможно. Поэтому в местной торговле часто случался бартер, сиречь, натуральный обмен по принципу: «вот тебе вилы и новая электрическая батарейка — вот тебе четыре мешка муки и свиная нога».

Паорэ, кстати, тоже умела обращаться с чудо-устройством. Пусть медленно, по-ученически, не так профессионально, как тот же Нарруз, но для моих тайных планов хватало и этого. Работе с реактором её, чисто для развлечения, обучал мастер барона Калистуса, в те времена, когда она ещё не слетела с катушек по женской части. Потом, понятное дело, обучение прекратилось, но приобретённые навыки Паорэ не потеряла. Она, вообще, как я понял, любила учиться и впитывала новые знания с жадностью, но распространяться об этом считала излишним — местное патриархальное общество чрезмерную образованность женщин не поощряло.

Не использовать знания и умения «баронессы» стало бы с моей стороны непростительной глупостью. Полагаться только на себя и местного мастера, в голову которому при всём желании не заглянешь, я не хотел. Пять местных месяцев, отпущенные мне и Гасу на эвакуацию с Флоры, следовало тратить с умом.

Свою работу мастер Нарруз заканчивал в районе двадцати двух ноль-ноль. Если переводить со стандартных 30-часовых суток на 24-часовые, то по земному времени это примерно шесть вечера. После реакторная запиралась, а спустя ещё два часа запиралась и галерея, ведущая в «приватную зону» владельца замка. До одиннадцати утра (по местному) никто туда без моего личного приглашения не допускался. Правда, к Паорэ и Гасу это правило не относилось. Приятель им, к счастью, не злоупотреблял, а Пао… ну, она как та кошка: где хотела, там и ходила. А хотела она, как известно, каждую ночь и только со мной. Как, впрочем, и я с ней. Но что особенно любопытно, до собственной спальни мы добирались не сразу.

Ночи, в основном, проводили в реакторной. По части прогрессорства я убивал там сразу двух зайцев. Первый касался химии и оружия, второй — электро- и радиотехники. Я объяснял «баронессе» то, что помнил ещё по Земле и чему научился в имперской армии. Она — всё, что знала о здешних науках и технологиях. Вместе выходило неплохо. Взаимопроникновение культур завершалось, как правило, или на небольшом диванчике, или прямо на лабораторном столе, среди колб и реторт, но как ни странно, делу это ничуть не мешало. Интим в процессе обмена знаниями только помогал закреплять материал. Доказано экспериментально, на собственном опыте.

Потом, правда, всё равно приходилось идти досыпать в спальню, чтобы, как говорится, снять с себя подозрения, что, мол, опять занимались всю ночь не тем, чем положено. Претензии по этому поводу обычно предъявляла нам Нуна. Точнее, она предъявляла их только «миледи», сетуя на её вечно усталый вид и круги под глазами, но всё равно — до моего сведения Паорэ эти претензии доводила. Конечно, со стороны Нуны это было смешно и наивно, но мне почему-то казалось неправильным разочаровывать нашу «домоправительницу». Пусть лучше думает, что у нас есть проблемы со сном, а не с сексом, чем пробует выяснить, чем мы действительно занимаемся, когда нас никто не видит.

Один раз в неделю мы устраивали себе выходной. Ну, то есть, нифига не работали, а дожидались, когда за окном стемнеет, выбирались из замка через потайной ход и бежали к святилищу. Там долго смотрели на небо — проверяли, осталась ли на месте дыра в защите, потом укладывались голышом на траву и жадно любили друг друга, а когда начинало светать, возвращались в поместье, усталые, но счастливые.

Удивительно, но после нашей «инициации» на алтаре трёх святынь я стал существенно лучше видеть в потёмках. Конечно, не так хорошо, как на солнце, но точно не хуже, чем с ПНВ или, к примеру, с фонариком.

Паорэ ничего удивительного в этом не находила.

— Это барьер, — сказала она, когда я поинтересовался, что она обо всём этом думает. — В тебе его сейчас выше крыши. Он как электродвижущая сила в электрической батарейке. При замыкании на внешнюю среду через тебя течёт ток и вырабатывается энергия, которая, в том числе, идёт на подсветку для зрения.

— Хочешь сказать, я теперь человек-батарейка? — пошутил я, припомнив голливудскую «Матрицу».

— Ну, можно сказать, и так, — не стала спорить подруга. — На этой планете все, абсолютно все имеют такую особенность, но пользоваться ей не умеют. Барьер защищает Флору, но он же превратил её в тюрьму, клетку для жителей. Барьер их подпитывает и одновременно питается их энергией. Баланс, к несчастью людей, всё больше и больше смещается в его сторону.

— Откуда ты это знаешь?

— Откуда-откуда… Читала…

Кроме вопроса о ночном зрении меня интересовал и другой, не менее важный.

— Слушай, а почему же ты всё-таки залетела? Ты же ведь говорила, что стерилизована и, вообще, генетически несовместима со мной.

Я говорил это нарочито грубо, почти по-хамски, но, если честно, мне было просто не по себе. Точнее, я просто не знал, как надо относиться к своему будущему отцовству. Своих детей у меня никогда не было. Впрочем, может, и были (девок во времена оные много попортил), но раз я о них не знал, значит, они не существовали. Логика железобетонная, не подкопаешься.