Все будет хорошо - Наталья Костина

— У меня сын — рыжий. Рыжий, и крупные кудряшки. — Нина не отрываясь смотрела на свою забинтованную ногу «Она все знает. Она знает, что это была я. Марина Илларионовна все-таки меня узнала. Она знает, что это я убила. Зачем она мучает меня?» Руки у нее дрожали все сильнее и сильнее. — Холодно. — Она стащила с кровати одеяло и закуталась в него, спрятав руки. — Я что-то плохо себя чувствую.

— У нас не допрос, конечно. Но раз вы плохо себя чувствуете… — Катя поднялась. — Вам больше ничего не нужно?

— Нет, спасибо.

— Ну что ж… Поздно уже. Если надумаете еще что-нибудь рассказать, то вот мой телефон… — Она уже была у двери, когда Нина Кузнецова тихо сказала:

— Не уходите, пожалуйста, Катя. Я целый день сегодня об этом думала. Я, наверное, все равно не смогу с этим жить. Это я его убила.

Катя едва дождалась утра. Оперативка началась, как всегда, ровно в десять.

— Новости есть?

— Есть, Степан Варфоломеич. Кузнецов был убит предположительно из пистолета «ТТ», который у нас нигде не засвечен, — безрадостно сообщил Банников.

— Установили наконец этого телемастера? Сколько с этим тянуть можно?

— Просто неуловимый Джо какой-то, Степан Варфоломеич. — Лысенко попытался состроить рожу, но голубые глаза его смотрели сегодня почему-то виновато. — Всех опросили, кто с ними ездил. Никто не знает ни фамилии, ни чем этот Виктор занимается. Самое смешное, его никто из них туда не приглашал. Только одна пара осталась, но они сейчас в отпуске…

— Я тут в компе его полазил. — Бухин покашлял для солидности. — Так вот, Кузнецов для себя вел учет. Причем у него было две колонки — и своя, и для Томашевского. В них покупатели идут то по фамилиям, то просто по инициалам. Есть, которые повторяются в обеих колонках. Я вчера снова заезжал к Томашевскому, мы вместе смотрели этот список. Он практически всех их помнит. Только несколько позиций не смог расшифровать. И среди них вот такая запись: «Децл (В. Ш.)». Эти самые «В. Ш.» — то ли инициалы, то ли к Дец-лу имеют какое-то отношение — этого Томашевский не помнит. Децла самого, причем, он хорошо знает — они ему оборудование ставили. Но что такое «В. Ш.»? Может быть, это и есть тот самый Виктор?

— Ты хоть догадался телефончик списать?

— Телефон его у Томашевского в конторе, Игорь Анатольевич. Томашевский обещал с утра найти и перезвонить. Да я его и без телефона найду, он объяснил точно. Только боюсь, что его может на месте не быть. Жаль, если зря через весь город ехать придется.

— Ну так звони этому Томашевскому каждые полчаса, тереби его. Может, он вообще про этот телефон думать забыл. Я смотрю, у этого Томашевского вообще одни сплошные провалы в памяти. А ты ждешь, как красна девица. А что, кстати, наша красна девица? — Лысенко обернулся в сторону Кати. — Ты вроде вчера в больницу к Кузнецовой собиралась? Проводить следственный эксперимент?

Катя даже не отреагировала на слово «красна», в котором в любой другой ситуации усмотрела бы намек на свой цвет волос. Да и цвет лица у нее сейчас, прямо скажем, подкачал. Она сидела как на иголках, ожидая момента, чтобы эффектнее подать свою информацию.

— Да, я была вчера у Кузнецовой. В больницу, кстати, можно войти и выйти совершенно без проблем. Только на выходе нужно дать санитарке чего-нибудь.

— Ничего себе! А ты говорила, этот заведующий заливал, какая у них дисциплина. После семи часов ни-ни. Только по служебной надобности. — Банников покачал головой. — Или ты по служебной надобности вошла?

— Вошла я вообще совершенно спокойно. На их хваленом пропускнике никого не было. Только в коридоре меня эта тетечка спросила, куда я иду. Вот и все. А когда я у нее поинтересовалась, когда нужно выйти, то оказалось, что можно хоть ночью. Только нужно «положить на столик».

— Так ты «положила на столик», Катерина, или нет? Признавайся, — потребовал Лысенко.

— Положила, — со вздохом созналась Катя. — Неудобно так уйти было.

— А сколько положила? — продолжал допытываться капитан.

— Две гривни.

— Не густо! — причмокнул Лысенко. — Жадная ты, Катерина.

— Так я девушка небогатая.

— Смотри, не говори больше никому. А то замуж не возьмут.

— Так что ты там, с Кузнецовой виделась? Предъявила ей фоторобот?

— Предъявила, Степан Варфоломеич. Не помнит она этого Виктора.

— Выходит, зря ездила? — Саша Бухин с сочувствием посмотрел на Катю.

— Не зря я ездила. — Катя наконец вытащила своего козырного туза. — Это Кузнецова стреляла в своего мужа.

— Оба-на! — Лысенко даже привстал на стуле. — Хорошенькое дельце! По всем прикидкам мы считали, что его завалил лепший дружбан Томашевский, а оказывается — жена. Это что, снотворное на нее так сильно подействовало?

— Она медсестре шприц подменила. — Катю аж распирало от гордости. — Рыжая, которая к Морозову приходила, — это Нина Кузнецова и была.

— Ты смотри, бледная спирохета! — восхитился Лысенко. — Всем голову заморочила! Снотворное! Спала она, видите ли! А сама вышла потихоньку, шлепнула муженька и вернулась обратно.

— Она и сама думала, что его убила, — огорошила всех Катерина. — Но по всем расчетам, это не так. Вспомните время, когда был убит Кузнецов, и время, когда пришла Кузнецова? Она ведь пришла через час по ее словам, муж спал сидя за столом и не проснулся, когда она вошла. Она стреляла уже в мертвого Кузнецова. Она — тот самый второй стрелок, который все время мазал. Одно попадание, в руку. Пистолет «Беретта» с глушителем. Она его потом в реке утопила. Вместе со всеми вещами и париком. Место, куда пакет бросила, может показать.

— Вот это номер! Ты уверена?

— Абсолютно. Мы вчера с ней два часа проговорили. Она сама мне сказала, что убила своего мужа. Хотела, чтобы я ее немедленно арестовала.

— Что ж она, слепая, что ли! — не выдержал Бухин. — Не видела, что в покойника стреляет?

— Там темно было, в кабинете, а он так и сидел, как его Малышева потом нашла. Кузнецова подумала, что он спит. И водолазка, опять-таки, на нем была черная — ни крови, ничего не было видно. И на черном столе кровь тоже не видна. К тому же она его видела только в свете из гостиной. Да и волновалась очень.

— Ну, в другой раз волноваться уже меньше будет. Дело наживное. Интересная какая дамочка! Будить, значит, не захотела!

— Игорь, дай Катерине договорить! А обратно? Она не из своего подъезда вышла?

— Да, Николай Андреич, через крышу и первый подъезд.

— Молодец, Катерина! — Бармалей был весьма и весьма доволен. — Одна ты ее и подозревала. Следак только для проформы в больницу и посылал. Это плохо, конечно, что не она… Да нет, для нее-то это хорошо… Хоть нам от этого ни холодно, ни жарко. А с чего ты вообще подумала, что это она, а, Катерина?