Морской волк - Борис Царегородцев

— Запуск продолжать, объект игнорировать.

— Нарушение пункта… быр-быр, гыр-гыр…

— Объект технологический, категории пять, возможны изменения в… быр-быр, гыр-гыр…

— Объект уничтожить.

— Нарушение пункта… мыр-мыр, тыр-тыр…

— Перенести из этой же реальности аналогичный объект для уничтожения первого.

— Объект-аннигилятор найден — атомная подводная лодка, тип «Вирджиния».

— Аннулирование нарушения… быр-быр… принято. К пуску готов.

— ПУСК!

Какое-то мельтешение перед глазами. И я проснулся.

Вот блин — приснится же! Чтоб еще раз Конюшевского перед сном читать!!

И самое главное, снова заснуть не удалось. Товарищ старший майор настоятельно попросил «по делу, не требующему отлагательств». Двужильный он, что ли — вообще не спит? Что там еще случилось?

Вид у меня был — наверное, как у некстати проснувшегося зимой медведя. Что заметили все бывшие в ЦП, куда я заглянул первым делом для порядка. Оказавшийся там Саныч даже спросил меня — что случилось?

— Да сон приснился дурацкий! — отвечаю. — Что сила, нас сюда закинувшая, для восстановления равновесия послала вслед штатовского охотника «Вирджинию». Чтоб, значит, нас найти и уничтожить. Не машина времени — а проходной двор!

Посмеялись все. И оператор ГАК — тоже.

Когда я узнал, что за дело ко мне у товарища старшего майора — то сначала охренел, а затем обозлился еще больше. И категорически заявил, что за одни слова никакого согласия на арест человека из моего экипажа, пусть даже и прикомандированного, не дам — по крайней мере, пока не получу четкий ответ, был это просто треп или реальная подготовка к действию.

— Брата Ильичева тоже ведь за это… — некстати ввернул Григорич. — Они же сотоварищи, лишь в письмах писали, что хорошо бы батюшку-царя… И не факт, что стали бы что-то делать сверх трепа — но жандармы переписку прочли и…

Я читал про Сашу Ульянова несколько другое, но благоразумно промолчал. В конце концов, разборки на берегу и в походе — это совершенно разные вещи. Незаменимых у нас, может, и нет — но и лишних людей тоже!

Чтоб не откладывать, организовали все тут же, благо обстановка позволяла. В кают-компании за столом расположились рядом со мной Григорич и Пиночет — чем не «тройка»? — плюс старший майор в роли прокурора. Большаковцы Шварц и Брюс играли роль конвоя, приведшего обвиняемого, свидетелей же вызывали по «Лиственнице» по одному — заслушав показания, отпускали. Должность адвоката осталась вакантной, но, поразмыслив, я решил судить по справедливости, лично вмешиваясь «в защиту», если увижу повод.

Все без исключения свидетели охотно подтвердили, что гражданин Безножиков Родион Ростиславович, 1986 года рождения, русский, беспартийный, неоднократно вел разговоры, подрывающие боевой дух экипажа. Что, попав сюда, мы нарушили мировое равновесие с еще неизвестными последствиями в будущем. Что будет крайне опасным отдавать сталинскому СССР ядерные боеголовки, могущие нарушить послевоенный баланс сил и побудить к захвату всей Европы. Что чрезмерное усиление СССР и слишком быстрая и легкая победа снизят значение этой победы в памяти нашего народа. Что общественный строй «демократия» при этом сильно уменьшится в мировом масштабе — что также будет плохо с точки зрения общечеловеческих ценностей. Что мы должны выбросить ядерные торпеды и ракеты за борт, а лучше бы и саму лодку затопить; а для полного же сохранения равновесия надо как-то скомпенсировать тот сдвиг в нашу пользу, который уже произошел от наших действий.

— Что значит «скомпенсировать»? — спросил старший майор. — Советские корабли перетопить в таком же количестве? Или информацию — в уплату немцам?

Родик что-то завилял, невнятно заявил, что это он говорил вообще, абстрактно. Но Кириллов уже вцепился в него, как клещ.

— А что вы имели в виду, говоря, что усиление СССР повредит каким-то общечеловеческим ценностям или интересам? Где вы нашли такую державу — «общечеловеков»?

Тут старший майор попал в больное место. Мы все, жившие в двадцать первом веке, очень хорошо помнили, как нас и с высоких трибун, и по телеящику, призывали к «общечеловеческому» в ущерб своему собственному — считая «общечеловечеством» исключительно Запад. Успел Кириллов про это узнать, или он сделал вывод, видя нашу реакцию — но он продолжал копать с усердием крота:

— Я повторяю вопрос: чем, по вашему утверждению, усиление советского строя может угрожать мировой цивилизации? Чем-чем, повторите? Единомыслием? И чем это плохо?

Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,

Не бойтесь мора и глада,

А бойтесь единственно только того,

Кто скажет: «Я знаю, как надо!..»

Галич, кажется? Интересно, а как он представлял себе иное — на корабле в походе? В воюющей стране? Да и даже при том же «море и гладе»? Когда нужно сконцентрировать все силы на главном — и демократия просто убийственна? Мы не Европа, Русь — у нас всегда хватало бед, и неурожай, и холод, и татары, и карлы с наполеонами — и потому, тягло у нас исторически было сильнее, чем право, что и за сколько (хотя это лишь мое личное мнение). Но вот какого… этот дурачок здесь такой разговор затеял? Ежу ведь понятно, что подводная лодка в боевом походе это явно не тот случай, чтоб о демократии рассуждать!

Понятно, отчего все слушавшие или просто посылали на… или спешили доложить Пиночету или Кириллову. Вот и огреб мальчик неприятностей по полной, причем по собственной дури! Помнится, и Солженицын в нашей истории получил лагерный срок за то, что в письме другу (просмотрено военной цензурой!) распространялся, какой му… Сталин — это какой на то могучий интеллект надо иметь, чтоб не сообразить?

Ладно — надо решать конкретно, что делать дальше. Жалко дурачка. И спец ценный.

— Товарищ старший майор! — говорю. — Все же есть смягчающее обстоятельство: доказано неопровержимо, что никаких действий он не замышлял. Кстати, а почему? Не решился — «тварь я дрожащая, или право имею», а, Родион?

Если бы он стал сейчас орать про свободу, демократию и прочая, я бы однозначно отдал его Кириллову.

Сказал бы — тащ старший майор, забирайте его, и хоть в шарашку, хоть в ГУЛаг. Ну не люблю я дерьмократов просто! Но эта упертость вызвала бы у меня хоть какое-то подобие уважения.

Родик же сдулся. И стал с самым жалким видом говорить, что он лишь указывал, как по совести вы должны поступать, я вообще тут не выбирал. И мусолил это минуты три, пока мне не стало противно.

— Интеллигенция! — сказал я, хлопнув по столу ладонью. — Совесть нации из себя мните, а как ответственность брать, так нас тут нет? Гнилая интеллигенция — кто так сказал, не помню, но прав был на все сто! Нет, товарищи, такие тоже нужны, как ремесленники умственного труда. Все ж человек в оружейники пошел, не в банкинг-маркетинг — значит, голова у него есть. Вот только боже упаси такому, как академику Сахарову, в политику лезть и жизни учить: железки проектируешь, науку двигаешь, хорошо это у тебя выходит — этим и занимайся! Александр Михайлович, как вы предполагаете его использовать?