Уроки горы Сен-Виктуар - Петер Хандке

Вступает комендантша. Она исполняет свой текст как псалом. Постепенно он превращается в некое подобие гимна, который подхватывают все остальные.

КОМЕНДАНТША

ВСЕ

Антон, Игнац, Альбин и комендантша поворачиваются и уходят в барак. Ганс и Грегор стоят на переднем плане и смотрят на пузырящийся холщовый занавес.

ГРЕГОР

Праздник кончился?

ГАНС

Праздник продолжается.

ГРЕГОР

Нам еще о многом нужно поговорить.

ГАНС

Приходи на другую стройку. Там не так темно, она выходит на южную сторону, и долина не такая продувная. Но прежде зайди домой – там часто о тебе спрашивают и жалуются, что ты бросил своих в беде. Там будет настоящий праздник и все (показывает на барак) придут. Это будет наш праздник, праздник живых и мертвых, праздник решения.

ГРЕГОР

Сегодня я наблюдал за тобой потихоньку, когда ты работал. Почти всегда ты был один, и каждый час являлся бригадир и отправлял тебя куда-то – то что-то затирать, то что-то там сушить, то что-то там выравнивать. Ты с готовностью шел исполнять очередное задание, усмехаясь про себя, но потом вдруг начинал озираться, будто ища глазами кого-то, кто мог бы тебя поддержать. Издалека ты выглядел стариком.

ГАНС

Работа у меня такая – «затыкать дыры». Целыми днями меня гоняют от одного объекта к другому. Я – «затычка», потому что меня можно поставить на любое дело и потому что я сильный, могу один справиться с тем, что обычно выполняют вдвоем. Меня еще зовут «бегунок». Бегунок – это тот, кто работает не в бригаде, а носится с утра до ночи вверх-вниз, туда-сюда, с жары на холод, от одной машины к другой. Ты заметил: мы почти не используем больше инструментов, все делают машины? Эта стройка – большая, а следующая – еще больше. «Плотницким племенем» нас называли в былые времена потому, что одному человеку не хватало просто сил, чтобы справиться в одиночку – всегда нужно было несколько рук. То, что я теперь тут делаю, тоже требует силы, но не требует искусства. Я люблю работать, без работы я не могу, дергаться начинаю, дурить, и все же хотя бы раз в день мне хочется исчезнуть, уткнуться лицом в глину, стать глиной. Тогда меня можно найти в алюминиевом контейнере для мусора – сижу на корточках, свесив голову, долго-долго, уже и за перекур такую отлучку не выдашь, – сижу, сам похожий на мусор. Кто-то должен быть бегунком, я сам согласился, по доброй воле. Вообще-то мы все тут (показывает на барак) всего лишь бегунки. Вот побежим на следующей неделе на стройку номер двадцать. Не нужно решать никаких проблем: мы умеем все, что нам нужно, и больше ничему не учимся. Мне часто хочется еще чему-нибудь подучиться. Когда я вижу в долинах построенные нами здания, я замечаю, чего-то в них не хватает: чего-то такого, что прежде было легким изгибом крыши, который выглядит не как украшение, а как еле заметная линия. Мне нисколько не стыдно за эти новые постройки, наоборот, я даже немножко горжусь тем, что принимал в этом участие, но мне всякий раз не хватает мелочи, которая придавала бы всему завершенность. Не хватает плавного закругления! Да, не хватает художества. Мы всегда, испокон веку, были рабами. На короткое время нам довелось побывать «рабочими». Теперь же мы снова рабы – все до единого, и архитекторы, и ученые, проверяющие грунт, и министр, который потом будет торжественно принимать объект. Ни у кого из нас нет больше достойного человеческого дела. Дома, когда все уже спят, я частенько сижу в темноте, вспоминаю покойных родителей, и мне хочется уметь все же что-нибудь еще, что-нибудь другое, кроме того, что умели они! Да. (Показывает обручальное кольцо.) Скажу тебе честно: если бы все эти годы мне пришлось жить без жены, меня бы давно уже не было. Я не уверен, что это большая любовь, но когда я рядом с ней, я испытываю порой благоговение, – да, благоговение. Я, работяга, перекати-поле, бегунок, преклоняюсь перед ней, молюсь на нее – милостивую, умягчающую, утешающую. (Разглядывает кольцо, играющее на свету.) И ребенок – моя единственная отрада. Если бы ты знал, какой я одинокий. Мне не к кому обратиться, даже к себе не могу. Это и есть покинутость! Побудь еще немного, не уходи. Останься на ночь. В соседнем помещении есть кто-то, кого я не слышу и не вижу. Он – не спокойный, а беззвучный. У него нет других дел, кроме как подглядывать за мной. Он не спит, не видит снов, не мечтает, он пуст. И он слаб, холоден и зол. Беззвучный соглядатай, пустой, слабый, холодный и злой. Какая здесь бывает злая пустота. (Обводит пространство рукой.) Не оставляй меня одного.