Юджин - повелитель времени. Книга 3. Патроны чародея - Гай Юлий Орловский

– Сейчас выберу место для костра! – крикнул Фицрой в лихорадочном возбуждении. – Присмотри за лошадьми и женщиной. Я быстро!

Я бережно снял трепещущую, как нежная бабочка под холодным ветром, Николетту, опустил ее дрожащими задними лапками на землю.

Мне показалось, она чуточку дернулась, чтобы снова залезть на меня, как мартышка на дерево, но сдержалась, произнесла вздрагивающим голосом хорошо воспитанной леди:

– Благодарю вас, глерд Юджин. Вы так много для меня делаете…

– Всего лишь ночь, – заверил я. – А завтра уже в безопасности. В замке. В тепле и уюте.

Она проговорила дрожащим голосом:

– Я верю вам, глерд Юджин. С вами не страшно.

Фицрой издали крикнул уязвленно:

– Со мной еще не страшнее!

Она попыталась улыбнуться ему, получилось очень бледно, но видно, что девочка храбрится изо всех сил.

– Да, глерд Фицрой, вы очень… отважный человек. Я отлучусь на минутку, вы же все равно пока разжигаете костер, да?

– Далеко не уходите, – посоветовал Фицрой дружески. – Лучше вон в ту сторону.

Она послушно отступила в темноту, я услышал только шелест травы, спросил тихонько:

– А почему туда?

– Ветер отсюда, – пояснил он знающе. – Я далек от того, чтобы считать, будто красивые и нежные только кушают и ничего больше. У тебя там в мешке что-то осталось?

– Он у тебя, – напомнил я. – Думаю, ты с ним ни за что не расстанешься.

– Еще бы, – подтвердил он. – Как можно потерять такое? Я скорее Николетту потеряю…

Николетта вернулась тихая, но чуть прибодрившаяся, тихохонько села возле костра и уже оттуда посмотрела с возмущением, даже шутки такого рода неуместны от благородных глердов.

– Как вам не стыдно?

Фицрой ответил ей обезоруживающей усмешкой.

– Но вино мы даже не пробовали!

Я поднялся, костра вроде бы издали не видно, на всякий случай дважды обошел по периметру, хотя и так понятно, что не надо быть особо искусными следопытами, чтобы искать нас где-то помимо вершины холма.

Из-за циклопических камней слышен довольный хохоток Фицроя, рассказывает нечто веселое, заодно старается впарить ей не то земли в горах, не то каких-то единорогов.

Вообще-то вынужденная остановка на территории врага выглядит почти пикником. Для Николетты мы шутили и веселились, стараясь ослабить ее страх, угощали мясом и сыром, совали в руки бутыль с вином, снова шутили, но я уже лихорадочно высчитывал скорость продвижения погони.

Николетта хоть и вжимается в меня спиной, но, чувствую, уже озябла. Я дотянулся до мешка, вытащил плед и укрыл ее, закутав, как ребенка.

Фицрой что-то ощутил, уговорил Николетту сделать большой глоток, умеет, морда хитрая, а сам поднялся и, ухватив меня за локоть, отвел в сторону.

– Что-то чуешь?

Я помотал головой.

– Нет, это я осторожничаю. Я не трусливый, но осторожный. Со мной умрет вся вселенная, а я этого не перенесу.

Он вряд ли понял, спросил деловито:

– Если и нападут, то под утро.

– Почему?

– Самый крепкий сон, – пояснил он. – Валит с ног даже матерых часовых. Часовые бывают матерыми?

– Если под утро, – ответил я, – это не худший вариант. Но все равно лучше быть готовыми уже сейчас. Кто знает, насколько Барклем рассвирепел. И какую цену готов заплатить, чтобы все свершилось по его замыслу.

Он хмыкнул.

– Цену готов заплатить высокую. Думаешь, его остановит, если даже перебьем всю погоню? Если ему удастся заполучить Николетту и жениться на ней, это с лихвой покроет все убытки.

– Это меня и беспокоит, – признался я. – Но мы хороши! Только вдвоем бросились освобождать дрожащего зайчика из лап льва! Прямо из его логова.

– Хороши, – согласился он гордо и подкрутил ус. – Но вообще-то, если честно, а как было иначе? У тебя нет армии.

Я сказал честно:

– Ты стоишь целой армии, Фицрой.

– Ну спасибо, – протянул он и тут же добавил деловым тоном: – Но слишком на это не рассчитывай. Я не люблю связывать себя обещаниями.

– Можешь и смыться?

Он заверил с довольным видом:

– Легко!.. Чтобы насладиться… Понимаешь, в гнусных поступках тоже что-то есть приятно щекочущее. Как редкое блюдо.

– Ладно, – сказал я, – пойду пока приготовлюсь. Заранее.

– Трус, – сказал он.

Я ответил хвастливо:

– Еще какой!

Он вернулся к Николетте, а я снял с винтовки прицел ночного видения, всего одно движение, как и поставить обратно, зато видно как днем, разве что цвета потеряны. Увеличение позволяет рассмотреть зубцы на жвалах муравья, выбравшегося на ночную охоту, просматривается все вплоть до далекого леса, откуда и выходит дорога.

Всадники выехали оттуда через полчаса. Всех хорошо видно в кроваво-красном свете луны, долго ждали, некоторые слезли и, привязав коней к деревьям, вернулись в лес, другие гарцевали взад-вперед, переговаривались и жестикулировали, пока не появилась еще группа во главе с самим Барклемом.

Я торопливо приладил прицел обратно на винтовку, лег и всмотрелся, за это время уже многие покинули седла и пошли тесной группой в сторону холма.

В окуляре мелькают крупным планом бородатые оскаленные морды, пришлось даже подкрутить верньеры, уменьшая размер изображения.

Барклема не видно, эта сволочь вернулась в лес поторапливать прибывающих, а как бы здорово все закончить одним удачным выстрелом, как получилось с чародеем Аллерли. И хотя выстрелов было больше, чем один, но все же операцию можно считать ювелирной.

За спиной послышался ворчливый голос:

– Ну что там? Шевелятся?

Я буркнул:

– Не высовывайся.

– Ого, – сказал он. – Думаешь, и они видят нас так же, как ты их?.. Разве что с ними чародей или хотя бы нехилый колдун.

– А почему им не захватить с собой и колдуна?

Он сказал с покровительственной ноткой:

– Колдуны – товар штучный. Ты одного уже завалил там, в конюшне, а второго отыскать и уговорить работать на себя не так просто.

– Посматривай на другую сторону, – посоветовал я. – Могут попробовать пойти со всех сторон.

– Обязательно пойдут, – заверил он. – Но сперва должны убедиться, что с этой не получается.

– Постараюсь убедить, – процедил я сквозь зубы.

– Тогда исчезаю, – ответил он бодро. – А то у меня тут начатое дело…

Шаги удалились, я не успел поинтересоваться, что там за дело, если он должен сидеть на месте и успокаивать Николетту. Или слишком уж вошел во вкус успокаивания…