Отблески солнца на остром клинке - Анастасия Орлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Лишь бы Вассалов там не встретить».
Верд со своей порцией ужина устроился неподалёку от неё — но дальше, чем она ожидала.
— Спи, я подежурю. Потом тебя разбужу.
Но Тшере, несмотря на усталость, не спалось. Она перекатилась на бок, лицом к Верду, и подпёрла голову ладонью. Темнота располагала к откровенным вопросам и доверительным беседам.
— Кто она? — спросила Тшера, и Верд непонимающе приподнял брови.
Требовались объяснения. Она рассчитывала, что он поймёт её и без них, и теперь чувствовала себя до крайности неловко.
«Но уж вошла по грудь, так надо плыть».
— Та женщина. Наш сегодняшний разговор в таверне… Она ещё твоём сердце? — «О, да не смотри на меня так! Даже темнота не спасает». — Ты ведь её любил. И, возможно, всё ещё…
— Возможно, — уклончиво ответил Верд, и непонятно — на которое из двух предположений.
Тшера едва удержалась, чтобы не закатить глаза, и надолго замолчала. Досада в её груди насмерть билась с любопытством, и последнее побеждало. Но что-то ещё поднывало под рёбрами, подобно уставшей спине или раненому плечу. Какая-то смутная тревога, словно эта неизвестная женщина таила в себе опасность. Какая-то ядовитая, ничем не обоснованная к ней неприязнь. Верд сидел вполоборота, положив локти на колени, сцепив пальцы в замок и глядя в ночную темень. Ветер играл его пшеничными прядями — под луной совсем серебряными — и завязками на распущенном вороте туники. Недавно (на самом деле — вечность назад) Тшера не знала, кто он. И тогда ей хотелось сесть верхом на его колени, намотать светлую гриву на своё запястье, потянуть, запрокидывая его голову, и провести дорожку из лёгких, чуть острых от покусываний поцелуев от подбородка по высеребренной лунным светом шее — ниже, ниже — в распущенный ворот туники, до стона, до сбившегося дыхания, и… Сейчас бы не стала. Уж за волосы-то — точно. И не потому, что он не хорош — ещё как хорош! — но… Тшера прикрыла глаза, пытаясь избавиться от не пойми с чего накатившего стыда.
«Уж за волосы-то точно…»
А в уме чья-то чужая рука — белая, изящная — распускала завязки его ворота и ими же как будто перетягивала горло Тшере.
«Знала ли она, что он амарган?»
Чужая белая рука прикасалась к нему так, как Тшера сейчас не посмела бы ни прикоснуться, ни даже подумать — а ведь он её Йамаран! Чужая белая рука оставляла невидимые следы-метки, забирала, отнимала, воровала его у неё с каждым прикосновением — и в груди вскипала горькая злость. Тшера до хруста сжала смуглые пальцы в кулак. Она не хотела смотреть, но не могла прогнать назойливое видение.
— Кто она такая? — не выдержала. — И где она сейчас?
— Ты уже спрашивала, — улыбнулся Верд.
Когда к следующей ночи они наехали на одно из становищ, оно оказалось уже занятым: плясали отсветы невидимого им костра, разведённого за длинным деревянным ночевьем, слышался оживлённый разговор, прерываемый взрывами хохота. Тшера нахмурилась ещё сильней. День у них не задался: пасмурный, бесконечный, тянущий переменой погоды старые раны и изматывающий долгим молчанием между краткими никчёмными разговорами, тающими на языке привкусом пепла и сухой земли — потому что говорилось сплошь не то да не так, как надо бы, а как оно надо — поди разбери. И что-то замолчанное к вечеру начало нарывать, как воспалившаяся заноза. Да, день у них не задался, а тут ещё и это…
— Если Вассалы — едем дальше, — предупредила Тшера.
У костра сидела компания из десяти молодых мужчин, и ни один из них не был Вассалом.
«Ну, хоть так».
Все сплошь парни пригожие да весёлые, годами не старше Тшеры. Только двое на вид опытные наёмники, нанятые в сопровождение, и им явно за тридцать. Все одеты как для путешествия верхом, а с собой везут пустую, запряжённую авабисами повозку — из тех, в каких ездят знатные женщины да некоторые изнеженные киры: с мягкими сиденьями, достаточно просторными, чтобы взять с собой прислужников, с откидным столом, чтобы трапезничать не у костра на земле, и даже с ложем, чтобы ночевать с удобством.
«Никак, сваты за невестой едут».
— Да благословит Первовечный ваш путь! — поздоровалась Тшера, остановившись на границе света от большого костра. — Найдётся ли на постое свободное место для меня и моего спутника?
Парни переглянулись, но ответил один из тех, кого Тшера приняла за наёмников: крепкий темноволосый северянин лет тридцати пяти с рассечённым косым шрамом переносьем и пытливым, чуть насмешливым взглядом.
— Найдётся, если кириа под одной с нами крышей спать не побрезгует.
— Не побрезгую. — Тшера спешилась и вошла в круг света — чтобы можно было разглядеть и вассальскую мантию, и татуировки. — А вы?
Мужчины переглянулись. Те, что помоложе, вроде как растерялись, поглядели на темноволосого наёмника то ли в поисках ответа, то ли — поддержки. Тшера выжидала, не отводя глаз. Темноволосый северянин чуть шевельнул бровью, кивнув парням: не тушуйтесь, мол, и улыбнулся Тшере мягко и доброжелательно, но тёмные глаза предостерегающе сверкнули.
«Как у того, кто знает свою силу и уважает противника. Такой на пустом месте в драку не полезет».
— Мы с Чёрным Братством не ссорились ни разу и впредь не намерены. За невестой едем и бед не ищем. Если вы худа за собой не ведёте и зла нам не пожелаете, то мы друг другу не помешаем, — сказал он.
— Мы едем своей дорогой и в чужие дела не лезем, — ответила Тшера.
— Ну, тогда присаживайтесь. — Темноволосый северянин двумя пальцами огладил чёткий контур усов, переходящих в короткую бороду.
Они отпустили кавьялов, Тшера достала свёрток с ужином и села к костру, а Верд отошёл прочь, скрывшись в темноте.
— Спутник твой ужинать не станет? — спросил, проводив его взглядом, северянин.
— Только после молитвы, — коротко ответила Тшера: ей не хотелось обсуждать Верда, но и вызывать подозрения у сидящих вкруг костра мужчин тоже не стоило.
Наёмник уважительно кивнул.
— Хорошее занятие. Угостить? — Приподнял бурдюк с вином, отпив из него несколько глотков.
«Чтобы не подумала, что отравлено».
— Откажусь.
— Брезгуешь?
— Хмельное не пью.
— А разве можно за здоровье жениха не выпить, коль предложили? — спросил второй наёмник — тоже северянин, но лицом попроще первого и куда как хмельнее. — Ты, кириа, раз уж к одному костру с нами села — на эту