Серебряная куница с крыльями филина - Ан Ци

улицы и заполошных пешеходов, укрыла и сгладила шероховатости и углы, мусор и колдобины. Снег все падал беззвучно и неустанно. И вокруг утихало, и хорошело.

В домике около Маросейки в кривом узком переулке, где обосновалось детективное агентство Петра Синицы, в такие дни сотрудники особенно ценили предусмотрительность своего начальника. Кирпичный теремок был выстроен прочно и с умом, а в подвале сделаны нешуточные запасы. В доме имелись автономные аварийные системы, а среди них свой движок, артезианская скважина и насос. Олег Майский ревностно следил, чтобы для его любимого детища – голландской печки не переводились хорошо высушенные березовые и сосновые дрова. Сейчас он встал, подкинул полешко и подсыпал немного из жестяной банки со своими смесями, которые его друзья именовали по-разному, а Луша Костина называла «лешие травки». Но на этот раз, верно, тут была не трава, а хвоя, потому что в комнате сразу запахло елкой. И Луша, с удовольствием втянув воздух прямым носишкой в веснушках, встала с подушки, где она пристроилась рядом с Лордом, и подошла к окну.

– Какая зима! – восторженно ахнула она, – как будто и никакой Москвы за дверями, а только снег и еще деревья в снегу. Так было задолго до нас. Так будет и без нас.

– Лушонок, это грустно звучит. А интересно, для тебя «задолго», это когда? – осведомился Володя Расторгуев.

Мне недавно пришло в голову, что шестидесятые годы, для молодежи, это уже страшно давно.

– И особенно интересно, Володька, что скоро повзрослеют люди, которые родились без советской власти. Я думал, кстати, о взрослых в сороковых годах. Тех, кому после войны исполнилось примерно столько же, сколько веку. Ведь они должны были хорошо помнить царскую Россию. Могли сравнивать. Еще видели мир. А лет через двадцать такие свидетели вполне могли бы нам рассказать, какой она на самом деле была, – поддержал Майский Расторгуева.

– И что, рассказывали? – поднял голову от бумаг Синица.

– Я не слышал. Похоже, и мои родители тоже. А ведь могли всякое вранье если уж не разоблачить, то хоть скорректировать, что ли. Видите, братцы, у нас теперь просто на глазах формируются новые мифы о советском прошлом. Какие со знаком минус, какие – плюс. Последних куда больше. А мы, кстати, живые свидетели.

– Ну, в прежнее время всегда трава зеленее, это ясно. Лето тоже теплее, а зима холодней.

– Э, брось. Зима у нас сейчас настоящая. Я бы скучал без зимы, засунь меня куда в Африку. Правда, я вообще жары не люблю, – пожаловался Синица.

– Значит, Петь, ты в Израиль не захочешь, если выяснится, что Эрна там.

– В Израиль мы направим. Впрочем, смотря для чего. Одно дело – опознание. Другое – доставка Мухаммедшиной домой в Москву. А материалы для установления личности мы можем им переслать. Я найду способ это сделать оперативно. Только бы подтвердилось! Там как, Володь? – с надеждой повернулся к нему начальник «Ирбиса».

– Рано еще. Не хочу болтать раньше времени. Но есть обнадеживающие вещи. Подождем.

– А в Базеле?– в свою очередь спросил Расторгуев.

– О, тут новости хорошие. Паша вышел из комы. Он находится в заторможенном состоянии и очень слаб. Его держат на транквилизаторах и берегут от всего. С ним начал работать психотерапевт. И от него пока скрывают, как долго он пребывал в коматозном состоянии. Он по большей части в некоей полудреме.

– А о маме своей он спрашивает?

– Однажды спросил. Ему сказали, что мама уехала к черту на куличики на симпозиум и ничего пока не знает. «И что теперь будет?» —спросил Володя.

– Георгий Куприянов решил ехать к нему. Он говорит, парень там один. Что с его мамой, неизвестно. Как будет после такой передряги с его контрактом, тоже совершенно не ясно. Паша застрахован. На улицу его не выкинут. Но это как раз такой случай, когда помощь необходима. Но – какая, надо разобраться на месте.

– А не лучше ли Севе туда поехать? Вряд ли это удачный момент для выяснения родственных отношений, – засомневалась Луша.

– Лу, я с тобой согласен. Однако. У Севы своя жизнь и работа. И хоть он как настоящий друг поедет, куда угодно. Но если это может и хочет сделать Куприянов? Я думаю, он не навредит. Пусть попробует. А вдруг эти чрезвычайные обстоятельства помогут ему найти общий язык с сыном? Только он не знает ни одного европейского языка. Ему нужен переводчик.

– Так давай спросим Аниту Таубе! У нее два языка, и один из них французский. Для Швейцарии, где есть французские кантоны, просто идеальная комбинация, – с невинным видом предложил коварный Олег.

– Идеальная была бы с немецким. Но ты зря стараешься. Куприянов слишком красивый. Я его к ней на выстрел не подпущу! – отбрил Майского Петр таким серьезным голосом, что тот удивленно вскинул глаза. – Нет, если без дураков, Георгий сам знаком с каким-то парнем и хочет взять его толмачом. Они вместе служили. У того вкусная фамилия. Сразу вспоминаю отличное слово «бешбармак».

– Что, прямо так его и зовут – Бешбармак? – не поверила маленькая Костина.

– Да нет, его зовут-то – Тимур, а дальше просто похоже. Эх, забыл…

– Тимур, заканчивай, пожалуйста. Я через полчаса на стол буду накрывать. Тебе еще помыться надо, ты весь в стружке. Жена заглянула в мастерскую, одобрительно оглядела новые рамы для парника, забрала пустой термос из-под чая и вышла. А что? И правда, пора уже поесть. Она сегодня котлет нажарила. К ним хорошо пойдет картошечка с молодым укропом и малосольными огурцами. А еще она сырников напекла. Тимур любит со сметаной.

«Б-р-р-р! Прохладно стало. Скорее в дом!» Татьяна зябко передернула плечами и поспешила по дорожке к крыльцу добротного загородного дома. Но перед тем, как войти, жена Тимура, военного переводчика – полиглота, разведчика с боевым опытом, высушенного афганскими и иракскими ветрами, говорившего на пяти языках, правда порой с чудовищным акцентом, и еще пяток понимавшего на слух, несмотря на вечерний ветерок, оглянулась.

Муж ее, невысокий, крепкий, как саксаул, зеленоглазый туркмен, вышел в отставку, не нажив миллионов. Но они не растерялись и завели в ее родительском доме в Ильинке свое хозяйство. Работали всей семьей, наладили отличные парники, выращивали цветы, потом занялись птицей и кроликами. Во всем этом ее опыт дипломированного животновода, окончившего Тимирязевку, им всем пригодился как нельзя лучше.

И как Таня умудрилась незаметно для мужа-офицера вырастить троих детей и получить диплом? Выскочила-то она за него восемнадцати годков от роду, молодая дуреха! Влюбилась! Потом пошли один за другим малыши. Муж вечно в отъезде. И все-таки она сдюжила! И