Государственный преступник - Евгений Сухов

— И что это за учение? — осторожно спросил молодой Дагер.

— О, это очень долго рассказывать, — открестился от дальнейших пояснений Аристов. — Боюсь, это будет неинтересно и слишком уж утомительно.

— Как скажете, — согласно промолвил старший Дагер. — И так уже ясно, что этот ваш магнетизер крайне опасен.

— Да, он крайне опасен и может натворить многое, если мы не помешаем ему. Вероятно, он последователь секты, учрежденной лионским кавалером Барбеном, члены которой владели методой производить животный магнетизм единственно хотением и верою. Секта была разгромлена и запрещена французским правительством, поскольку члены ее не столько лечили больных, сколько совершенствовались в манипулировании людьми. Их называли еще спиритуалистами, ибо действовали они не столько физическими усилиями, сколько волею и сильным желанием. Многие из них могли привести человека в сомнамбулическое состояние, находясь от него в достаточном отдалении. Доктор Мульезо, один из спиритуалистов, посетив некую даму вечером и замагнетизировав ее, пришел наутро в один дом, в который эта дама была не вхожа, и мысленно повелел ей явиться в него. Дама пришла, какое-то время ходила около дома в нерешительности, а потом вошла, влекомая его волею. Впоследствии она говорила, что ничего не могла поделать с собой в своих побуждениях прийти именно в этот дом, в котором она никогда не бывала. Доктор Гейнекен, один из самых выдающихся учеников и последователей Месмера, — продолжал Артемий Платонович с некоторым пылом, — ввел одну даму в состояние магнитного сна, находясь совершенно в другом городе, и заставил ее пройти ночью по кладбищу, тогда как она и днем-то не могла ступить на него из-за великой к нему боязни. А два немецких магнетизера, манипулятор Надлер и доктор Винголт, воздействовали на своих испытуемых один на расстоянии мили, а другой — трех миль.

— Выходит, наш фигурант такой же умелец, как этот доктор Винголт, — сделал заключение Федотов.

— Именно, — убежденно кивнул ему Артемий Платонович.

— А противодействовать его силе как-то возможно? — спросил полицмейстер.

— Действия магнетизера затрудняет шелковая одежда, которая препятствует прохождению магнитных токов к телу, и металлические предметы из серебра, меди и цинка. Шелковая рубаха или жилет, серебряный портсигар в кармане или бронзовая медаль на груди способны сильно помешать воздействию на вас магнетизера. Если бы ваш агент, убитый в лавке брильянтщика, имел при себе что-либо из этих вещей, возможно, он остался бы жив.

— По легенде, он являлся простым слободским мужиком, у коего, как вы сами понимаете, не могло быть ни шелкового жилета, ни серебряного портсигара, — печально вздохнул Дагер. — К тому же он нарушил инструкцию и вступил в контакт с фигурантом. Я провел совещание с приставами полицейских частей и строго-настрого велел им еще раз проинструктировать своих сотрудников, чтобы никто из них, в случае обнаружения фигуранта или даже похожего на него человека, ни в коем случае не приближался к нему, а лишь проследил бы его до квартиры. К тому же управление не имеет возможности снабдить всех своих агентов шелковыми рубахами или жилетами.

— Тогда велите им носить в карманах как можно больше серебряной или медной мелочи, — заметил полицмейстеру Аристов.

— Принято, — согласно кивнул Адриан Андреевич.

— А что брильянтщик, продолжает запираться? — подал голос из своего угла Михаил.

— Пока да. С ним работает следственный пристав Хлебников.

— И что же он говорит?

— А что он говорит, — раздраженно буркнул полковник. — Заявляет, что зашел в лавку мужчина, потоптался неловко, а потом спросил, сколько-де стоит женская жемчужная брошь. Когда брильянтщик сказал ему цену, мужик будто бы охнул, схватился за сердце и упал. Бентхен, дескать, вышел из-за прилавка, кинулся-де к мужику, но тот был уже мертв. И тогда брильянтщик позвал квартального. Все.

— А как он объясняет происхождение красного пятна на руке умершего? — спросил Артемий Платонович.

— А никак, — отрезал полицмейстер.

— Но он видел его?

— Видел, когда вышел к упавшему и наклонился над ним.

— И это зафиксировано в его показаниях? — быстро спросил Аристов.

— Конечно, зафиксировано, — удивленно вскинул брови полицмейстер. — Как и все, что говорят на дознании подозреваемые в любых законопреступлениях.

— Но это как раз тот случай, когда подозреваемого законопреступника невозможно привлечь к ответственности, так? — задумчиво спросил отставной штабс-ротмистр.

— Ну, так, — нехотя согласился Адриан Андреевич. — Прямых-то улик не имеется. А почему вы это спрашиваете?

— Где он содержится? — не ответил на вопрос полицмейстера Аристов, явно что-то задумавший.

— Пока в арестантской камере третьей части, — уже понимая, куда гнет новоиспеченный старший чиновник особых поручений при губернаторе, ответил Дагер. — Вы, очевидно, хотите побеседовать с ним?

— Пожалуй, что следует, — просто ответил Артемий Платонович, с лукавой искоркой в глазах взглянув на полицмейстера. — Вы мне это можете устроить?

— Ну отчего же не устроить, — понимающе ответил на его взгляд Дагер. — Устроим.

Иван приехал в Спасск поздним вечером, решив здесь переночевать и уже утром отправиться в село Бездна к Иваницкому. Ужиная в трактире, он случайно подслушал разговор двух прапорщиков, из которого следовало, что штабс-капитан Иваницкий находится здесь, в Спасске, по вызову дивизионного начальника штаба полковника Молоствова. Из их разговора Глассон узнал также, что, возможно, штабс-капитана Иваницкого скоро командируют в Ригу и что им жаль, ежели такой дельный офицер оставит роту в Бездне в такое тревожное время.

Отужинав, Глассон снял здесь же нумер, крайне дурной и пропахший давлеными клопами, и немедля послал трактирного мальчишку разыскать штабс-капитана и сказать ему, что один его средневолжский знакомый приехал, чтобы вместе поохотиться. Не прошло и получаса, как в нумер Глассона явился Иваницкий.

— Почему-то я так и думал, что это вы, — заявил он с порога. — Очень рад вас видеть.

— Я тоже весьма рад, — лучисто улыбнулся Глассон, душевно пожимая руку Иваницкого.

— Вы что, и вправду решили поохотиться?

— Нет, это только предлог для приезда к вам. — Иван понизил голос и с опаской посмотрел на дверь. — Наши все начали секретничать, коситься друг на друга. С тех пор как стало известно о письме его высокопреосвященству, где указывалось о существовании в Средневолжске заговора и планах заговорщиков, все друг другу перестали доверять. Даже мне, — с возмущением добавил он. — Да и про вас говорят, что вы устранились. Они все сильно упали духом. Верно, ничего не получится.

— Трусы! — в отчаянии воскликнул Иваницкий и, спохватившись, понизил голос. — Все они трусы. Шпаки, штафирки! Как запахло порохом — в кусты?! Не выйдет, господа хорошие. — Он встал и принялся расхаживать по комнате. — Это они подкинули письмо владыке, дабы возбудить губернатора предпринять меры предосторожности, а потом, сославшись на эти меры, объявить восстание невозможным и отложить дело. О, мне теперь слишком ясны эти их происки!