Властимир - Галина Львовна Романова

— Но я воин, а что можешь ты, гусляр?

— То и могу! Ты меня еще не знаешь. Погоди, дай только до Змеева логова добраться…

Он приподнялся на локте, сердито глядя на князя сверху. Тот потянул его обратно, а рядом раздался свистящий шепот часового-хазарина:

— Эй! Кто там? Спать, живо!

Буян дернулся, как потревоженный заяц, и сказал:

— Я пошел! Бывай, княже.

Он собрался ползти прочь, но Властимир краем глаза увидел, что хазарин направляется к ним. Буян не успел бы спрятаться среди девушек и был бы сурово наказан за попытку побега — князь не сомневался, что хазары именно так и расценят появление «девки» возле костра мужчин. Он поймал гусляра за локоть, рывком подтянул к себе и, прижав его к земле, прикрыл собой. Сообразивший что к чему, Буян притих, тяжело дыша.

Над ними послышались и остановились шаги сторожевого хазарина. Он подошел слишком близко, чтобы князь тешил себя надеждой, что все обойдется. Властимир затылком чувствовал на себе его взгляд. Он ждал, что тот сейчас поднимет тревогу, их растащат и тут непременно выяснится, что Буян не девка. И тогда… О последнем Властимиру было страшно и думать. Но хазарин-охранник лишь постучал пониже спины князя тупым концом копья и поощрил:

— Давай, давай… Скоро не до того будет!

Охранник еще постоял над ними, но потом ему наскучило, и он отошел к другим кострам. Там его спросили о чем-то хазары, рассмеялись, но никто из них больше не обращал внимания на полоняников.

Когда разговоры и шевеление у костра немного поутихли, Властимир приподнялся, давая Буяну возможность дышать. Гусляр вжался в землю, глаза его поблескивали в свете звезд, как у зверя, он был бледен, но опять улыбнулся.

— Ох, княже, — молвил он, — сознаюсь — струсил я! Подумал — а ну как он остальных кликнет? Что тогда?

Властимир только покачал головой:

— Я сам того же боялся. Еще могли догадаться, что мы все это затеяли нарочно, и тогда не видать нам Змеева логова как своих ушей!

— Конечно, — кивнул Буян. — Мне б тогда точно не жить… Но, видно, боги еще не зовут нас к себе. Так что будь уверен, княже, — он под рубахой пошарил оберег, — исполнится что задумано в свой срок. Пока же надо, ждать и отдыхать… Я пошел!

— Погоди, — опять остановил его Властимир. — Подожди, пока они уснут, — а то изловят точно!

Но Буян уверенно покачал головой и неслышно растворился в темноте. Прислушиваясь к звукам ночи и вглядываясь во тьму, где должна была мелькать белая рубаха гусляра, Властимир так и не смог ничего увидеть и понял, что Буяну удалось незамеченным проникнуть в обоз и отпустить еще одну девушку.

Но тревога за друга не давала ему покоя еще очень долго, и прислушивался, пока его не сморил сон.

Наутро резко похолодало, легкие облачка на горизонте превратились в грозовые тучи, заволокли полнеба, оставив чистым только северный край. Стремительный южный ветер громоздил тучи одну на другую. К вечеру прошел ^мелкий дождичек. Он прекратился вскоре, но на следующий день с утра зарядил такой ливень, что обоз остановился, пережидая непогоду.

Ночевать пришлось тоже под проливным дождем, не разводя костров. Ливень отступил под утро, но после дождя дорогу и всю степь размыло. Кони брели шагом, с трудом вытаскивая копыта из грязи, телеги вязли. Хазары злились и непрерывно щелкали бичами, подгоняя полоняников и заставляя их вытаскивать телеги, которые через десяток шагов снова увязали в грязи. Девушки так измучились, что их, уже падающих, как мешки, усадили на телеги. Но как только они отдохнули, их снова заставили идти. Через два дня прошел второй ливень, вовсе превративший степь в месиво.

За эти дни Властимир всего несколько раз мельком и издалека видел Буяна. Поговорить им больше не удавалось. Гусляр держался среди девушек, как одна из них, и вел себя очень естественно. Они-то, может, и догадывались, что Буян мужчина, но хазары пока не догадывались. Буян не общался с Беляной — девушка могла его узнать и выдать неосторожным словом или жестом. Впрочем, все к тому времени были так измучены переходом по раскисшей от дождей степи, что никто ни с кем не разговаривал.

Только на десятый день после выхода из Ореховца полоняники увидели горы.

Небо расчистилось, ветер в вышине гонял остатки облаков. Вдалеке показались очертания горных вершин.

С седел хазары раньше славян заметили их и радовались, восклицая что-то на своем языке и поигрывая саблями и плетьми. Обоз остановился. Полоняники всматривались в пугающую даль, терзаясь мыслями.

Рядом с Властимиром прерывисто вздохнул подросток, тот самый, который на реке дрался за жребий.

— Все. Вот и пришли. Это конец…

Голос его чуть дрогнул, и на него цыкнули.

— Будет тебе кликать беду, — хмуро молвил самый старший после Властимира полонянин. — И так тяжко на душе, а тут еще…

— Как знать, — вдруг бодро заявил Властимир, — может быть, конец ждет здесь вовсе не нас!

Остальные одиннадцать полоняников вытаращили на него глаза.

— Ты чего? — удивился старший парень. — Кто в горы попадает — назад не воротится!

— А ты откуда знаешь? — ухмыльнулся Властимир — Иль ты там бывал, иль видал того, кто оттуда ушел, что так говоришь?

— Все так говорят, — смешался парень.

— Врут все! Никто ж не ведает, почему не возвращаются люди. А если знают, что назад хода нет, то не от тех ли, что ход сей нашли? А раз так, то можно уйти из гор и блажь все это! Лучший способ узнать истину — это самим пойти в горы.

Он окинул притихших людей взглядом и по их молчанию понял, что они начинают верить ему.

Но миновало еще два дня, пока они не подошли к горам вплотную. Час за часом высоченный хребет приближался, становясь все больше. Полоняники опускали глаза — горы давили на людей, сгибали их своим молчанием. Ореховцы ни разу не видели ничего подобного, только слышали сказки об этом и теперь пугались одного вида покрытых вечными снегами вершин.

Непреодолимая стена камня вызывала трепет и ужас. Многим уже казалось, что дальше придется лезть на нее, но вскоре обнаружилось, что дорога ведет в ущелье, достаточно широкое, чтобы в нем разъехались две телеги. А по бокам поднимались каменные громады, оставляя наверху лишь узкую полоску неба.

Под ногами, копытами и колесами хрустели мелкие камешки. Огромные глыбы на склонах грозили сорваться в любой миг. Мимо них проходили с опаской. На склонах лепились редкие кустарники и корявые деревца, кое-где росла трава. В одном месте ущелье расширилось. Там с высоты с шумом падал ручей, своей вековой работой выбивший в камнях озеро в несколько саженей шириной. Здесь обоз остановился. Все напились ледяной горной воды со странным непривычным вкусом, и хазары разложили костры, расположив их кольцом, внутри которого сгрудились телеги, люди и животные. Костры служили одновременно защитой от местных хищников — их рев порой будил людей и беспокоил скотину — и мешал полоняникам бежать в горы. Тот самый мальчишка, который первым испугался гор, попытался под Утро сбежать. Его изловили и выпороли так, что он с трудом поднялся. Властимир с еще одним товарищем по несчастью принял неудачливого беглеца после жестокой порки на руки. Но в этом хрупком теле чувствовалось славянское упрямство человека, который поклялся себе, что все-таки уйдет.