Обреченный мир - Аластер Рейнольдс

– А тот, кому ты не доверяешь, что он за человек?

– Его я тоже плохо знаю. Было бы очень здорово, если бы он интересовался не вами, а только мной. Ему что-то нужно, но что именно, я пока не понял.

– Будь осторожен, – велела Калис.

За порогом каюты Кильон увидел Мероку: та появилась в конце узкого, обшитого деревом коридора. Оба замерли как вкопанные. Кильон поднял руки – не трогай, мол.

– Я просто навещал их.

– Мясник, ты не должен передо мной отчитываться.

Девушка была в наброшенной на плечи тяжелой куртке, которую авиаторы носят вне гондолы. В руках она держала стопку книг.

– Тебе не понравилось то, что я наговорил в зале.

– С чего ты решил, что читаешь мои мысли?

– Казалось, тебе не терпится меня придушить. Я не виню тебя: представляю, как шокировали мои откровения. Но у меня не осталось выбора. Ты это, надеюсь, понимаешь?

Мерока переложила несколько книг из одной руки в другую. Кильон увидел яркие обложки, как и у тех, которые он уже листал.

– Мне следовало дать Рикассо повод защищать Нимчу. Он единственный отделяет нас от самосуда толпы. Видела ведь, что творит Спата! По-твоему, пусть лучше он решает судьбу девочки?

– Однако авантюра получилась еще та.

– Я очень хотел заранее обсудить все с тобой, но… – Кильон саркастически улыбнулся. – Сейчас мы хоть разговариваем. Это шаг вперед, да?

– По-прежнему у нас с тобой уже не будет. На случай, если ты надеешься.

Мерока приблизилась к нему настолько, что могла коснуться. Кильон не шелохнулся.

– Ненависть ко мне наверняка отнимает много сил. Может, разумнее направить ее в другое русло?

– Меня и это русло устраивает.

– Следовало бы ненавидеть тебя в ответ, но я не испытываю ненависти. Я по-прежнему благодарен тебе за то, что ты помогла мне сбежать. Разве это не вносит дисбаланс в наши отношения?

– Я много кого ненавижу и плевать хотела на то, ненавидят ли меня в ответ. – Мерока протиснулась было мимо него, но уронила несколько книг на пол. – Черт, Мясник! – выругалась она.

Кильон опустился на колени, собирая рассыпавшиеся книги. Некоторые из них раскрылись. Они мало отличались от тех, что он видел: красочные, посвященные самолетам иллюстрации плюс несколько строк примитивного текста – сказки о чудесах и приключениях в воздушных королевствах.

– Куда ты их несешь? – спросил Кильон.

Девушка вырвала у него книги и пристроила их сверху на стопку, которую несла.

– Матери с дочерью.

– Смысла нет. Калис, похоже, неграмотная, а Нимча еще не научилась читать. Ройский для них не родной язык.

– Знаю.

– Тогда зачем…

– Кто-то же должен. От тебя помощи не дождешься.

Мерока протиснулась мимо него, открыла дверь и исчезла в каюте, захлопнув дверь перед носом Кильона.

За ночь туман окончательно окутал Рой, словно ватной оболочкой. Ветер стих, что немного упростило зависание, но теперь корабли могли столкнуться с колонками или между собой. Небольшое возгорание уже возникло из-за фрикционной искры, когда выносной кронштейн корабля чиркнул по опоре колонки. Пожар быстро потушили, но как снять напряжение, возникшее между взвинченными капитанами и авиаторами? Хотелось и секретное хранилище защитить, и не попасться мародерам; положение-то уязвимое – вот ройщики и стремились заправиться поскорее. Единственным плюсом Кильон считал относительную чистоту топлива и воистину огромные его запасы.

Корабли охраны несли постоянную вахту, что из-за плохой видимости стало куда сложнее. Они двигались практически вслепую, направление и скорость регулировали, ориентируясь на гироскопы и мелькающие наземные ориентиры. Пару раз из туманной дали доносились артиллерийские залпы. Кильон не знал, учения это или обстрел едва различимого врага. Однажды «Киноварь» пала жертвой неведомой ошибки в управлении – и на крейсерской скорости влетела из клубящегося белого марева в самое сердце Роя. Лишь благодаря молниеносному изменению курса и реверсированию тяги она не протаранила два зависших танкера. Кильон понимал, что от неминуемого пожара пострадали бы десятки кораблей-соседей, включая «Переливницу ивовую». После ЧП напряжение еще усилилось. Кильон гадал, последуют ли дисциплинарное расследование, трибунал, порка, хождение по балке и еще более изощренные формы казни с использованием пропеллеров, крюков или проводки системы управления.

Стоя на балконе, он наслаждался или делал вид, что наслаждается, сигаретой – она была ройская, с привкусом машинного масла, но, подобно сестрам-клиношницам, успокаивала, – когда рядом появился Спата.

– В такой чудесный день только туманом любоваться, да, доктор? Или у тебя что-то другое на уме?

Кильон потушил пальцами окурок и спрятал в карман. Бог знает, что в такой ситуации может натворить одна-единственная искра.

– Спата, я вас ждал. Полагаю, хотите взять меня под стражу?

– Тебе разве свобода не по душе?

– По душе, но я гадаю, в чем подвох. Я лгал о Нимче. Скрывал информацию, стратегически важную для Роя. Разве за это меня не следует снова взять под стражу?

– Ты доходчиво разъяснил свою позицию. Девчонку следовало защитить, на твоем месте я поступил бы именно так. Когда прижали к стенке, ты поступил правильно, то есть признался.

– Это было не признание.

– Хоть как называй. – Спата вдохнул свежий прохладный воздух. – Главное, ты, доктор, человек здравомыслящий. Правильно делаешь, что девочку защищаешь.

– Теперь Нимча в руках Роя, а не моих.

– Почти. – Спата замолчал, глядя на силуэты соседних кораблей, то выступающие из тумана, то снова погружающиеся в него, как скалы – в море.

Даже гул двигателей казался Кильону тише и глуше обычного.

– Знаешь, Рикассо к тебе привязался, – добавил Спата. – Считает тебя интересным и как знакомого, и просто как диковинку. Ты идеальный гость к обеду: и на нас не похож, и загадочный.

– Что ж, рад, что пригодился.

– Рикассо – человек неплохой. В прошлом он верно служил Рою, с этим не поспоришь. Но времена изменились, а он не поведет нас на черепов. Предпочитает валять дурака в лаборатории, выжимает из боргов ту драгоценную сыворотку. Но сейчас, доктор, нам нужно другое. – В углу рта у Спаты вдруг прорезалась морщинка, нарушившая его безмятежный вид. – Сейчас нужны решительные действия. Прислушайся к кораблям, доктор. Слышишь звуки единства?

– Я слышу корабли.

– Это почти две дюжины капитанов, готовых действовать в интересах Роя. «Революция» – слово чересчур сильное. Я не назвал бы это даже переворотом или бунтом. Не будет ни крови, ни казней. Скорее уж, естественный переход власти, но лучше рано, чем поздно. На чьей стороне окажешься ты, вот в чем вопрос.