Врата Смерти - Стивен Эриксон

— Какие призраки? — спросил ошеломленный Бодэн.

— Призраки моих рук, — ответил Геборий. — Отзвуки. Иногда они могут свести с ума.

Он резко мотнул головой, потом огляделся по сторонам.

— А мне стало лучше.

— По тебе видно, — сказал Бодэн.

Становилось все жарче. Еще какой-то час, и жара станет нестерпимой.

— Отвергнутый бог исцелил тебя, старик, — подытожила Фелисина. — А теперь надо идти. Если мы застрянем здесь до сумерек, то ослабеем и вообще уже никуда не двинемся. Нужно добраться до следующего источника, иначе мы погибнем.

«Но я все равно успею всадить в тебя кинжал, Бодэн», — мысленно добавила она.

Бодэн молча надел мешок. Улыбающийся Геборий надел второй. Старик с невообразимой легкостью поднялся и зашагал.

Как всегда, впереди шел Бодэн. Фелисина шла за ним.

«Итак, бог спустился в мир смертных и почему-то испугался. Бог, обладающий невообразимой силой, вынужден прятаться. А Геборий все перенес и не сломался. Может, он сознает свою вину перед нами? Наверняка он знал, что к яшмовому пальцу нельзя прикасаться. Теперь делает вид, будто ничего не произошло. И все-таки интересно, что же такого он натворил, если его лишили рук?»

Фелисину обуревали противоречивые желания. Ей по-прежнему хотелось расправиться с Бодэном, и в то же время она чувствовала какую-то общность со своими спутниками. Нечто вроде вывернутой наизнанку дружбы. В следующее мгновение она уже мечтала убежать от них, считая, что присутствие Бодэна и Гебория толкает ее к безумию и смерти. Но куда сбежишь, если вокруг — пустыня?

— Мы доберемся до берега, — услышала она голос Гебория. — Обязательно доберемся. Я чую воду. Совсем близко. А когда мы окажемся на берегу, ты поймешь, что ничего не изменилось. Ты понимаешь, Фелисина, о чем я говорю?

В словах старика таился громадный смысл. Фелисина ощущала этот смысл, но понять не могла.

Мысли Маппо унеслись далеко. Между треллем и его мыслями было восемьсот лиг пути и два века… Он шел по густому лугу, поросшему высокими травами. Только сейчас стебли травы были плотно придавлены к земле чем-то вязким, а сама земля разъезжалась у него под ногами. Сапоги из оленьей кожи наполовину потемнели от приставших комьев. Маппо успел прожить не одну сотню лет, и все это время он воевал. Годы превратились в нескончаемую вереницу междоусобных сражений, приносящих кровавые жертвы тщеславному богу доблести. В молодости ему это даже нравилось, однако потом он стал тяготиться ратным ремеслом. Можно было бы найти себе другое занятие, но Маппо привык воевать.

Во времена его юности многие парни уходили из родных городишек и селений, задавленные монотонностью бытия. Им было невыносимо смотреть на старших — степенных торговцев скотом, которые давно утратили все навыки воинов и теперь сражались за столами многочисленных таверн и трактиров, звеня не мечами, а кружками. Маппо примкнул к одному из захолустных кланов, где еще жили по законам предков — воинов и кочевников.

Маппо считал, что сделал правильный выбор. Цепи убежденности сковывали его несколько веков. Оборвались они внезапно и самым непредсказуемым образом…

Память вновь вела Маппо по равнине. Впереди маячили развалины его родного городка. Месяц назад на этот тихий и сонный городишко напали кочевники. Они перебили пятнадцать тысяч жителей. Остальные погибли в огне пожаров. Мясо с трупов давно было съедено четвероногими и пернатыми хищниками. Годной город встречал Маппо оскалом черепов, побелевшими костями и грудами обгорелых обломков.

Он знал об этом заранее. Старухи-ведуньи из клана, который принял Маппо, предсказали судьбу города по особым гадательным костям. Они лишь подтвердили то, о чем еще раньше возвестили безымянные. Пусть жившие в городах трелли давно забыли обычаи предков, кланы помнили родословную и продолжали считать их своей родней. Маппо, как и многие его соратники, ожидал, что им прикажут нанести ответный удар, и объявление воли безымянных немало и его, и их удивило. Возмездие надлежало осуществить одному воину, которого изберут безымянные. Такова была их воля.

Маппо до сих пор недоумевал, почему избранным оказался именно он. Ведь он ничем не выделялся среди соратников. Возмездие, для которого его избрали, не требовало особых упражнений в воинском искусстве. Маппо предстояло пройти ритуал, который полностью стирал его прежнюю жизнь.

«Ты станешь чистым листом пергамента, Маппо. Будущее заново напишет на нем историю твоей жизни. Страшная беда, постигшая город наших сородичей, больше никогда не должна повториться. И ты сделаешь так, чтобы она не повторилась. Тебе это понятно?»

Маппо не любил возвышенных слов. Наверное, он тут же забыл бы их, если бы речь не шла о его родном городе.

Главная улица успела порасти сорняками. В траве поблескивали выбеленные солнцем кости. Возле рыночной площади Маппо увидел безымянную. Женщина ожидала его, стоя на пятачке, освобожденном от обломков и сора. Ветер играл складками ее выцветших одежд. Капюшон был откинут. На Маппо глядело суровое женское лицо. Блеклые глаза следили за каждым его шагом. Треллю показалось, что посох в руке безымянной извивается, словно змея.

— Давно же ты не был дома, — сказала безымянная. — Столько лет прошло.

— Не лет, а столетий, — возразил Маппо.

— Ты прав. А теперь, воин, ты должен сделать то же самое. Так решили твои старейшины.

Трелль медленно обвел глазами развалины города.

— Я тебя не понимаю. Совершить набег, что ли? Похоже, сюда вторглась целая армия разбойников. Говорят, они пришли откуда-то с юга.

Женщина поглядела на него с нескрываемым презрением.

— Однажды он вернется в свой дом, как сегодня это сделал ты. А пока ты будешь его сопровождать.

— Кто этот он? И почему я?

Она ответила легким пожатием плеч.

— А если я тебя обману?

— Пойми, воин: даже обман требует терпения.

Безымянная подняла свой посох. Тот извивался, пытаясь дотянуться до трелля. Посох стал разрастаться, заполняя собой все пространство, пока оно не превратилось в чудовищный лабиринт ветвей и корней…

— Надо же, никогда здесь не бывал, а все выглядит очень знакомым.

Маппо встряхнул головой. Картина прошлого растаяла, потревоженная словами Икария.

— А мне другое странно. Мысленно переносишься куда угодно, в любое время, и мгновенно возвращаешься назад.

— Мысли позволяют объять весь мир, — улыбнулся полуджагат.

— Или убежать от него.

Они стояли на вершине холма. Куда ни глянь — обширные пространства, уходящие к горизонту. Пески, редкие скалы и еще более редкие чахлые деревца.

— Я искренне завидую твоей памяти, Маппо. Наверное, еще и потому, что сам я почти ничего не помню, а ты редко рассказываешь мне о своих воспоминаниях.