Султан Луны и Звезд - Том Арден

Конечно, речи матери нас очень обеспокоили, но юность всегда беспечна, и вскоре мы забыли об этом разговоре и предались всем тем радостям, которые приносит богатство. Чем дальше, тем больше милостей даровал нашему семейству калиф, ибо вскоре он уже ни одного решения не принимал сам, пока мой отец не предсказывал, что проистечет из того или иного решения. Если пророчество оказывалось неблагоприятным, калиф избирал другой путь, и так до тех пор, пока не достигал желанной цели. Казалось, такая стратегия безотказна, и власть калифа дивным образом упрочилась и возросла. Процветали и торговля, и дипломатия.

Не сразу познали мы обратную сторону этого процветания... Вышло так, что калиф, вознесясь в своих амбициях, решил доказать всему миру, как он искушен в военных делах. Слишком долго он изнывал под пятой имперской власти, и вот решил пойти войной на своего двоюродного брата, султана, и тем самым добиться независимости Куатани.

4

Моя мать в страхе трепетала, боясь, что нашей беззаботной жизни пришел конец, но в карьере отца должен был произойти еще один, последний, трагический поворот. В эту пору мать, хоть и с нелегким сердцем, решила, что моих братьев и меня следует отослать из дома. Да, мы были тогда еще слишком юны, но нам уже следовало подумать о том, какое место мы займем в мире.

Увы, когда мать поведала отцу о своем замысле, старик только посмотрел на нее полными слез глазами и сказал, что за нами только что послал калиф, и что он требует нас к себе — Симонида, Эвитама и Альморана. Услыхав об этом, наша мать разрыдалась и лишилась чувств, а мы с братьями подступили к отцу и стали выспрашивать у него, что может означать желание калифа говорить с нами.

Очень скоро мы узнали, что оно означало. Дрожа с головы до ног, предстали мы перед нашим господином и повелителем, и он объявил нам о том, что для его новых, имперских замыслов одного прорицателя мало. Наш отец верно служил калифу, но теперь он состарился. Однако он должен был передать сыновьям свой дар по наследству. Согласно повелению калифа, мы с братьями должны были отправиться в пустыню Лос, дабы обучаться там в Великой Гильдии Прорицателей — именно там, где некогда наш отец обрел запечатленную на лбу звезду и шрамы на подбородке. Вернувшись после обучения, мы должны были стать Тремя Прорицателями Куатани и принести новую славу и могущество калифу. Одному из нас суждено было стать Прорицателем Искусств. Второму — Прорицателем Торговли. Третьему — Прорицателем Завоеваний. Объединив свои дарования, мы должны были помочь калифу построить величайшую в мире империю. Куатани ждала слава непобедимого царства!

Сверкая очами, калиф устремил взгляд на моего отца и, по обыкновению, потребовал, чтобы тот сказал, справедливы ли слова, слетевшие с царственных уст.

И тогда мой отец принял самое мужественное решение в своей жизни и нарушил все клятвы, которые некогда принес в Великой Гильдии Прорицателей.

— Калиф, — вскричал он, — я готов говорить тебе правду, от которой возрадовалось бы твое сердце, но есть и другая правда, которая меня страшит и огорчает. Но я прорицатель, и не могу сказать тебе ничего, кроме того, что предвижу. И вот что я предвижу: то, что ты замыслил, не принесет тебе желанных плодов, ибо мои сыновья не обладают тем даром, на который ты возлагаешь такие большие надежды. Им суждена жизнь самых обычных людей!

При этих словах отца калиф помрачнел, как туча, однако в следующее мгновение его недовольство сменилось великим изумлением. Симонид вдруг рухнул на пол, закрыв глаза и дико крича. Словно в агонии, он принялся выкрикивать:

— Калиф, мой отец солгал тебе! Знай, что твоему замыслу и вправду не дано осуществиться, и никому из нас троих не суждено стать прорицателями в Куатани, но все мы наделены даром, и этот дар будет жечь наши сердца подобно жаркому пламени. Мой отец желает уберечь нас, но могущественный дар струится по моим жилам, он призывает меня, и я не могу противиться этой ужасной истине! Я наделен даром прорицания! Но я никогда не буду принадлежать тебе!

Калиф страшно разгневался и набросился на моего отца.

— Злобный старик! — вскричал он. — Ты дерзнул солгать своему покровителю, который наделил тебя, жалкого бедняка, такими богатствами и милостями! Стража! Казнить изменника! Казнить его на месте!

Стражники немедленно привели приговор владыки в исполнение и жестоко изрубили нашего беспомощного отца на куски. Калифом тут же овладело страшное отчаяние, ибо он понял, что его замыслам не суждено сбыться. Ему и в голову не приходило, что прорицатель способен солгать. Но если это было так, то разве смог бы он доверять Троим Прорицателям, даже если бы нас обучили этому ремеслу, как он того желал?

5

О том, что случилось потом, долго рассказывать не придется. Калиф не был злым человеком, хотя его безудержное стремление к власти и исковеркало его душу. Ведь поначалу его благодарность отцу была безмерна, и потому, увидев его смерть — смерть своего верного и преданного друга, — Абдул Самад сильно опечалился.

Вскоре мы с братьями снова предстали перед владыкой. Он сказал, что готов покаяться перед нами за то зло, которое он нам причинил, и спросил, чего бы мы пожелали, дабы, исполнив наши желания, он искупил свою вину. Вот так и получилось, что у нас появилась возможность осуществить свои мечты — хотя и совсем не так, как мы того хотели.

Мой брат Симонид жестоко страдал из-за того, что пробудившийся в нем дар стал причиной гибели отца. Он попросил лишь о том, чтобы калиф послал его в Каль-Терон, в Школу Имамов, где бы он посвятил себя простой и скромной жизни набожного аскета. На самом деле будущая жизнь Симонида сложилась далеко не так просто, как он того желал. Позволю себе напомнить тебе о том, принц, что калиф был двоюродным братом султана. Оказавшись в Школе Имамов с рекомендательным письмом от такой высокопоставленной особы, Симонид изначально был обречен на особые привилегии, и на него сразу же возложили большие надежды. Верно, калиф в своем письме ни словом не обмолвился о необыкновенном даровании юноши, и все же моему старшему брату предстояла блестящая карьера на службе султану. Думаю, с тех пор он более никогда не взывал к своему пророческому дару, но частенько я гадал, сколько раз у него бывало такое искушение и сколько раз грядущее само приоткрывалось перед ним. Я уверен в том, что до конца его дней у него еще появится повод нарушить ту клятву, которую он в слепоте своей некогда дал при дворе калифа Куатани.

Моего брата Эвитама подобные мысли не мучили. Как я уже говорил, он мечтал только о том, чтобы выслужиться при дворе, и думал исключительно о богатстве и милостях, которыми был окружен наш покойный отец. Эвитам убеждал себя в том, что он сумеет избежать глупых ошибок отца, и потому стал умолять калифа о том, чтобы его послали учиться в Великую Гильдию Прорицателей. Нас с Симонидом эта просьба брата повергла в замешательство. Думаю, из-за этого и мать наша скорее сошла в могилу. Казалось бы, калифу стоило отвергнуть эти мольбы, однако он настолько привык к тому, что во всем полагался на придворного прорицателя, что решил, что не сумеет обойтись без такого человека и впредь.