Тайны ветра. Книга 1. Маяк чудес - Нелли Мартова

«Звизда» отчего-то вызвала у прожженной старой почтальонши приступ неловкости. Мучимая чувством вины, я, на свою голову, решила испытать открытку на себе.

Стоило мне взяться за листок и ручку, как рука сама по себе, словно и без моего участия, вывела на бумаге: «Забудь свои ругательства к чертовой бабушке!» Злой языческий дух дернул меня пойти вместе с открыткой домой. Никак не могу вспомнить, как я обычно называю себя в таких случаях. В голову приходит только «женщина недалеких умственных способностей, папа которой был бестолковым бездельником». А там Ирка со своим мужем, он же мой зять, лицом напоминающий изящное устройство в форме уточки для освежения туалета, купили в прихожую новый шкаф, вид которого вызвал у меня сложную гамму эмоций, не поддающихся никакому описанию.

– Что это за непривлекательное сооружение, устрашающее мой взгляд и наводящее ужас в моей душе? – спросила я с порога. – Дети мои, зачем вы принесли в мой дом то, от чего мое чувство вкуса хочет немедленно и бесповоротно покончить с собой? Ира, я так и знала, что это парнокопытное животное, эта набитая соломой шкура, то есть твой муж, не доведет тебя до добра!

Произнесла я все это – и сама испугалась. Потому что хотела сказать что-то совсем другое, но не могла вспомнить что. Не буду описывать дальше наш семейный вечер. Скажу только, что не знаю, на кого мой новый способ выражать мысли произвел больше впечатления – на семью или на меня саму.

В общем, дорогой мой неизвестный скрапбукер, да пошлет тебе Бог много расчудесных открыток, которые подарят тебе не меньше впечатлений, чем мне сегодня, надеюсь, что теперь мой отчет можно считать законченным. Клянусь, что писала его с открытым сердцем и чистой душой, все как есть, как на духу.

На этом подписываюсь, твоя Дурында Балбесовна (о, наконец-то вспомнила!), она же почтальон, специалист по доставке особого класса лично в руки, Лина».

Каждый раз, перечитывая это письмо, я улыбаюсь. Эмиль дал мне потом посмотреть на записки получателей через свои спецочки. Пожелания, написанные на скрап-открытке и адресованные на самом деле самому себе, в очках трансформировались забавным и причудливым образом. Я чуть со смеху не умерла, пока их разглядывала, особенно последние два.

Пожелание поклонницы йоги «Будь гибкой!» имело мерзкий паукообразный вид. Тельце паучка больше всего походило на колючку перекати-поле, длинные суставчатые лапы заплетались и цеплялись одна за другую. В воздухе там и сям болтались стодолларовые купюры. Под трагические аккорды из «Лебединого озера» паучок пытался совершать изящные пируэты, но выходил у него танец недоделанного Буратино. Когда тельцу удавалось допрыгнуть до очередной купюры, в нем открывалась пасть, которая с хрустом пожирала банкноту.

«Заводной моторчик» оказался совсем не моторчиком, а стройными рядами весело прыгающих оранжевых шаров, заполненных жидкостью и радужно переливающихся, как мыльные пузыри. Глубокий бас где-то в высоте проникновенно выводил: «Ээээйй, ухнем!» В ответ шары дружно надувались, а потом хором выдыхали тоненькое жалобное «Уууууиииих» с присвистыванием, будто кто-то проткнул воздушный шарик. Голос подзадоривал: «Еще рааазик!», шары взволнованно подскакивали и снова отзывались жалким «Уиииииих».

Пожелание врача быть всем мамой ничего общего не имело с младенцами. Оно выглядело как ярко-желтая поверхность с запахом лимона, утекающая куда-то за горизонт. Упругая и пористая, по фактуре она напоминала беруши. Желтая масса вылезала из гигантской медной кастрюли на манер сбежавшего теста. Вместо ручек из кастрюли торчали механические руки на шарнирах. Обеими конечностями кастрюля изо всех сил пыталась натянуть на себя крышку. Воздух гудел от напряжения, словно над головой проходила мощная линия электропередач. В целом же картина напоминала иллюстрацию к сказке «Горшочек, вари!», нарисованную в лучших традициях современного искусства.

«Стань звиздой!» больше всех себе соответствовало. Сочный фон имел непередаваемый меркабурский цвет, отдаленно напоминающий оттенки летнего неба в час после сумерек. На «небе» ослепительно сияло созвездие, которого не увидишь в реальном мире: изящные округлые формы женского зада нельзя было перепутать ни с чем другим. В воздухе стоял характерный аромат хвойного освежителя, который отличается от настоящего лесного запаха так же, как жвачка со вкусом клубники – от свежих ягод. Слышалось тихое шуршание, как будто кто-то мнет бумагу. Я поспешила отложить эту записку куда подальше.

Больше других мне понравилось пожелание почтальонши Лины. Я увидела огромного розового слона, пушистого и невесомого, словно он был сделан из облаков. На ногах он носил довольно изящные белые туфельки-лодочки. Пахло от него сахарной ватой, а из живота у него раздавалось дикое хихиканье, как из мешочка со смехом.

Я тогда спросила у Магрина:

– Значит, вот так выглядят желания? Эмиль, почему они все такие безумные и нелепые?

– Потому что иллюзорные, – рассмеялся он. – Не соответствуют внутренней природе, понимаешь? Природа перца – быть острым, природа лимона – быть кислым. Конечно, можно запрячь в сани десяток котов, но далеко ли на них уедешь?

Мне живо представились упитанные коты, уютно устроившиеся в санях на теплом одеяле, надменно-презрительные морды и человек в телогрейке, волокущий за собой сани сквозь пургу. Я даже поморгала, чтобы прогнать картинку.

– Ты обратила внимание, как сочетаются в этих записках потенциальные энергии и материальные желания? – спросил Эмиль. – По записке докторши очень хорошо видно. Желтая масса имеет вид, типичный для меркабурской энергии, а кастрюля – исключительно материалистическая штука.

– Угу, с руками, – усмехнулась я. – У меня дома таких десять штук, сами себя моют.

– И это тоже материальное желание, – рассмеялся он.

– Эмиль, а почему человек хочет того, что ему не подходит?

– Воспитание, реклама, пропаганда, обработка населения средствами массовой информации, – Магрин пожал плечами. – У всех разные причины, но все хотят соответствовать одним и тем же стереотипным образам. У людей даже мысли не возникает, что можно заглянуть внутрь себя. Они так вживаются в свои образы, что им страшно посмотреть на себя настоящих.

– Им в самом деле есть чего бояться?

– Есть, – кивнул он и тут же мягко улыбнулся. – Меняться всегда страшно, потому что никогда не знаешь, что из этого получится. Поэтому мы подталкиваем, пробуем разные варианты, наблюдаем – в том числе с помощью очков, помогаем человеку делать шаг за шагом.

– И вот этим всем занимается куратор? Никогда бы не подумала.

– А ты что, думала, я беру готовеньких скрапбукеров и цинично их использую, пока свежие? – рассмеялся Магрин.

Ох, Эмиль… Как же трудно мне теперь о нем думать. Как мне его не хватает и как страшно представить, что никогда у нас больше не будет вот таких душевных разговоров.

В тот раз я упустила одну очень важную вещь. Можно было бы даже сказать, что сделала эту открытку зря… Но то, что связано с Меркабуром, никогда не бывает зря. Просто тогда еще не наступил подходящий момент. А сейчас, похоже, самое время.