Штурмовик из будущего 2 - Дмитрий Валерьевич Политов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Про Днепр? — задумалась Таисия, припоминая. — А, это одна из девочек наших в отпуске была, услышала где-то и слова записала. Хорошая песня, правда? Поэт товарищ Долматовский сочинил.
— Споешь? — попросил Григорий.
— Да ну, — смутилась девушка. — У меня голос слабый. В компании с другими еще ничего, а одна даже пробовать не стану.
— А тебе вон, Шварц подпоет, — улыбнулся Дивин. Он уже давно заметил кота, который шарился в траве неподалеку. Услышав свое имя, питомец на секунду замер, а потом все-таки вышел к людям, гордо распушив хвост. Примерился, запрыгнул на скамью рядом с хозяином и ткнулся ему в бок лобастой головой. Дескать, чего надо?
— Ой, я ему сейчас чего-нибудь вкусненького принесу, — всполошилась Таисия.
— Сиди, — придержал ее за руку экспат. — Хватит его закармливать. И так уже сам поперек себя шире стал. Шварц возмущенно мявкнул. — Я тебе поспорю! — Григорий ловко ухватил шерстяного наглеца за шкирку. — Разом хвоста накручу! — Кот прикрыл глаза и обреченно обмяк, демонстрируя покорность злодейке-судьбе.
— Не надо, отпусти, ему же больно! — начала причитать девушка. Шварц жалобно мурлыкнул.
— Аферист! — отбросил мнимого страдальца Дивин и брезгливо вытер ладонь о штаны. — Нашла, кого жалеть. Эта скотина даже у Карпухина умудряется за обедом что-нибудь выпросить, представляешь? Слушай, правда, давай споем что-нибудь? Душа не на месте.
— О Куприянове думаешь?
Экспат помолчал, а потом скрипнул зубами.
— И о Кольке, конечно. Просто…ты знаешь, вот сколько смотрю со стороны, а все равно привыкнуть никак не могу. Адъютант эскадрильи приходит, вещи сбитых летчиков собирает, а после некоторых ребят вообще ничего не остается — ни писем, ни фотографий. Получается, все, чем они владели, с ними и сгорело. Будто и не было человека. Даже родным отправить нечего.
— Но ты же письма домой пишешь, — робко сказала Таисия. — Я видела, всегда пишешь. Зубами, правда, так страшно скрежещешь.
— Пишу, — мотнул согласно обгорелым чубчиком Дивин. — Я тебе никогда не рассказывал, что именно пишу? Нет? А, тогда слушай. Когда есть повод рассказать о последнем героическом бое товарища, тогда проблем нет. А как быть, когда ничего славного и запоминающегося в смерти не найди, хоть обыщись?
— О чем ты, Гриш? — девушка смотрела непонимающе. — Как такое возможно?
— Легко! — криво усмехнулся экспат. — Загибай пальцы: Ярослав Вяжевич — врезался в холм при низкой облачности при заходе на посадку. Ибрагим Гасанов — в госпитале помер, от заражения крови. Родион Кирюхин — сбит огнем своих же зениток. Валька Миронов — не раскрылся парашют. У Семки Данилова отказал двигатель, когда он в штопор вошел. Петька Ерин от осколка шального снаряда прямо на аэродроме. Каждый из них — это как рубец на сердце, что никогда не заживет. Скажи, что я про их смерть должен написать?! Некоторые всего разок в небо и поднялись. Да там и остались.
Таисия тихонько заплакала, утирая лицо накрахмаленным фартуком. Шварц снова запрыгнул на скамейку и прижался к ней, неловко тычась усатой мордой и громко мяукая. Утешал.
— Ладно, ты прости меня, солнышко, — экспат неловко приобнял девушку за плечи и привлек к себе. — Накатило что-то. Слушай, а принеси еще водки? Я же знаю, у повара вашего точно есть в заначке. Душа горит.
— Нет! — решительно отрезала Таисия, вытирая слезы. Куда только ее жалкий вид делся. — Не хватало еще грусть-тоску выпивкой заливать. Насмотрелась я такого вдоволь. У нас в коммуналке через одного мужики спивались. А ведь какие рабочие были — золотые руки. Но как к заразе этой пристрастились, так ничего, кроме стакана в жизни больше не интересовало. Даже не проси! Лучше за патефоном схожу. Ты ведь петь хотел? Вот и пой.
Дребезжала мембрана. Шипели старые заезженные пластинки. На звуки песен подошли летчики и стрелки. Появилась стайка девушек — связистки-телеграфистки, официантки, работницы штаба. Подтянулись даже истребители. Жизнь брала свое — вскоре в танце закружилось несколько пар.
Григорий по-прежнему сидел за столом. Курил, рассеянно чесал развалившегося у него на коленях Шварца и молчал.
— Слышь, командир, я слыхал, что Куприянова к Герою представили, — плюхнулся рядом Валиев. — Посмертно. А воздушного стрелка к Красному Знамени.
— Пассия твоя штабная проболталась? — угрюмо осведомился Дивин, глотая горький дым папиросы. Ильмир смутился. Но вдруг упрямо вскинул подбородок.
— Зачем так говоришь? У нас с Машей все серьезно. Война закончится — распишемся. Я про нее уже родителям написал. И она своим про меня тоже.
— После войны? — нехорошо прищурился экспат. — Долго ждать придется. Еще два года.
— Откуда знаешь? — обалдел ведомый. — Мы ведь фрицам хребет нынче переломили. Теперь погоним вражину!
— Силен немец, Ильмир, — грустно вздохнул Григорий. — Вся Европа на него работает. Видал, что у гансов убитых в ранцах? Вино, сыр, колбаса — все из других стран. А техника, вооружение? Нет, помяни мое слово, еще долбить их и долбить. Но я точно тебе говорю: перемелем эту свору поганую! В мелкую труху перемелем. И в Берлине, на рейхстаге их, напишем обязательно, что, мол, дошли. Точка!
— Рейхстаг? А, это за ложный поджог которого товарища Димитрова фашисты судили? — насупился Валиев, зло сжав кулаки. — Знаю, на политбеседах Вардан Эрнестович рассказывал. — Сволочи!
— Вот-вот, — кивнул согласно Дивин. — Именно там и накорябаем что-нибудь матерное. А Шварц еще и нужду в кабинете их бесноватого фюрера справит.
Ильмир громко засмеялся.
— Умеешь ты, командир, меткое словцо подобрать. Как скажешь, прям камень с души упадет.
— Что я тебе, клоун цирковой? — недовольно проворчал Григорий. — Говорю, что думаю. Кстати, невеста твоя не сказала, часом, когда в тыл отправят?
Валиев густо покраснел.
— Да ну, какая невеста.
— А кто ж еще? — удивился экспат. — Конечно невеста. Сам только что в драку кидался, доказывал, что у вас все серьезно, все по-взрослому. Так что, хорош тут щеками полыхать, докладывай.
Ильмир огляделся по сторонам. Потом подвинулся поближе к Дивину, зашептал на ухо.
— Не будут нас в тыл выводить. Пополнение скоро пригонят. И самолеты новые. В пути уже перегонщики. Маша сказала — только