Покореженное эхо - Михаил Март

– Я так сразу не могу. Мне к человеку привыкнуть надо, присмотреться. Боязно. Знаешь, как обидно потом ошибаться в людях!

– Поверь мне, знаю.

– И потом я все никак не успокоюсь насчет Ляли. Не могу поверить в ее кровожадность.

– Тут мне тебя нечем успокоить, Тая. Скорее всего, в ней столько накипело, что рвануло через край. Мы уже точно знаем, все убитые между собой связаны. Они друзья. Возможно, что ее жениха действительно убили и она мстит. Мы нашли фотографию, где все сфотографированы вместе. Сначала думали, что снимок сделан в Подмосковье, но потом выяснилось, что в Швеции. В объектив попала часть дома, а на нем табличка с адресом. Один мой знакомый установил, где это место находится в точности. Сейчас конечно, не помню, я записала адрес на обратной стороне снимка, он валяется в конторе. Толку-то никакого. Какая разница, где они жарили шашлыки десять лет назад.

– А почему десять?

– Эксперты определили по фотографии, что ей не меньше десяти лет. Но какое это может иметь отношение к сегодняшнему дню? Ну дадут мне снимок убийцы, которого сфотографировали у моря с мамой в дошкольном возрасте, и что из этого.

Какая разница в Ялте их щелкнули или в Сочи? Убивает-то он сейчас, будучи взрослым человеком.

– Ты права, конечно. Только врачей интересует история болезни, а биография в один снимок не вместится. Человек родной, твоя кровь, вся жизнь прошла рука об руку, казалось, знаешь, каждую его клеточку, а потом тебе говорят, будто она убийца. И не одного человека убила по случайности, а пятерых.

– Разве? – Настя насторожилась. – Дикой, Уваров, Вяткин, Анисимов. А кто же пятый?

– Я не знаю. Уже сбилась со счета. Так, говорю, не думая. Где один-два, там и десять.

Настя поняла, что в деле еще новый труп появился. Метлицкий упустил ее из виду не случайно. Тая обвела его вокруг пальца и ускользнула. Три дня подряд он терял ее из поля зрения, а Метлицкий не новичок в делах слежки. Либо Тая что-то заподозрила, либо страхуется на всякий случай. В любом варианте у нее это ловко получается. Простились девушки в первом часу ночи.

Возле своей конторы уже паслись Журавлев и Метлицкий в ожидании Таи. От ее прихода зависело, насколько она информирована, знает она адрес тайника с картинами или нет.

И она пришла, когда ее уже перестали ждать. Стрелки часов перевалили за три часа.

– Интересно, как она справится с замком? – переживал Метлицкий.

– Его копейкой откроешь, – шепотом ответил Журавлев, будто его мог кто-то услышать.

Они следили за своей конторой из окна подъезда, что напротив их детективного бюро, вооружившись биноклями. Они видели, как Таисия вошла в подъезд. Значит, клюнула на приманку. Это доказывало, что адреса тайника у нее нет.

– Для тебя, конечно, и ногтем любую дверь открыть большого труда не составляет, а наша подопечная в этих делах не мастак.

Журавлев улыбнулся.

– Болеешь за девушку?

– Конечно. Обидно, если она уйдет ни с чем.

– Такая не уйдет, пока своего не добьется.

– Пожалуй, ты прав. Они заметили свет в окне.

– Она с фонариком пришла. Дура. Патрульная проезжать будет и сразу заподозрит неладное. Никто из нормальных людей с фонарем по своей квартире не ходит. Почему она боится свет включить? Кто ее под утро там застать может? Слишком много от литературщины.

– Разумеется. Она же читает романы Гортинского. А у него ничего так просто не бывает. Да, с фонарем гулять ночью по квартире на первом этаже – явный перебор.

– Смотри. Погасло.

– Значит, адресок у нее в кармане.

Таисия вышла на улицу через минуту и тут же свернула к арке ворот.

– Пойдем глянем, сильно она наследила или чисто сработала, – предложил Метлицкий.

– Да наплевать. Важно другое. Теперь она во всеоружии. Последний штрих, и работа закончена. Вот тогда мы и встретим обеих сестер в аэропорту. Улетать в Швецию они будут вместе.

Журавлев понятия не имел, что Ольга давно живет в Швеции и уже успела выйти замуж. Но, с другой стороны, он был недалек от истины. Ткнул пальцем в небо и попал в десятку. В пять часов утра в номере Таисии раздался телефонный звонок.

Тая сняла трубку.

– Привет, малыш. Извини, что разбудила. Но я не хотела звонить в то время, когда в твоих апартаментах мог кто-то находиться.

– Лялечка! Как я рада! Наконец-то.

– Не Лялечка, а госпожа Шверник. Можешь меня поздравить.

– Я же в гостинице, лапочка.

– Я звоню по спутниковой связи. Меня вычислить невозможно.

– Понимаю. Все в порядке. Остался последний билетик получить, и ты мне нужна, как воздух. Без тебя я ничего не сделаю. Сможешь прилететь хотя бы на денечек или на два? Очень важно.

– Хорошо. Уговорила. Не очень-то удобно ускользать молодой жене от мужа, но вижу, что придется, если ты без меня не можешь.

– Да. Поверь мне, это очень важно. Сама поймешь.

– Возьму билеты, позвоню. Целую. Удачи тебе.

– И тебе, мое солнышко.

Тая положила трубку и развалилась на кровати. Она была по, настоящему счастлива, все шло как по маслу. А если Лялька прилетит, то и вовсе дело упростится.

День прошел успешно, но очень тяжело, казалось, он длился целую вечность и отнял все силы.

Она сладостно зевнула, потянулась и уснула.

Заветный конверт пришел на четвертый день. В нем лежала шестая карточка, присланная душеприказчиком Платона Пелевина.

Но в ящике лежал еще один конверт. Тая взяла его с собой, а кучу газет выкинула в урну. Сев в машину, она распечатала его, достала вырезку из газеты и письмо.

Ни того, ни другого прочитать она не смогла. Текст был набран на немецком языке. Времени до встречи с Павлом оставалось не очень много, но она решила все же разобраться с посланием. Ее смущал портрет Гортинского в черной рамке, помещенный в газетной вырезке. Она нашла туристическое агентство и попросила вызвать ей немецкого переводчика. Пришлось заплатить пятьдесят долларов за услугу.

В газетной вырезке говорилось о трагедии, случившейся на австрийском лыжном курорте «Эдельвейс». Группа экстремалов из двенадцати человек, несмотря на запрет, ушла в горы, где не было лыжных троп, и их накрыло снежной лавиной.

Поиски ведутся неделю, но пока ни к чему не привели. Спасатели считают, что никого из двенадцати лыжников спасти не удастся. Если бы кто-то и остался в живых, то уже в течение суток мог умереть от переохлаждения. Теперь спасатели уже ищут трупы, чтобы переправить их на родину для захоронения. Письмо же содержало в себе соболезнование родственникам от администрации лыжного курортного комплекса.