Азъ есмь Софья. Государыня - Галина Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Умею. Так что? Пугать – или давить?
– Ну, если вопрос именно так ставится?
Софья вздохнула. Грустно и тяжко.
– К сожалению, братик, в нашем отечестве он иначе и не ставится. Никогда.
* * *
– Я так понимаю, ты домой не собираешься?
Ян Собесский смотрел на пана Володыевского. Ежи пожал плечами:
– А зачем? Мне и тут неплохо, а уж Басеньке и вовсе радость.
– Рожать-то скоро будете?
– Так уже… Мальчик у меня, Михайло Иероним.
И столько отцовской гордости, столько нежного и трепетного счастья было в этих словах маленького рыцаря, который наконец обрел тихое семейное счастье…
– Повезло тебе…
Мужчины помолчали. Потом Ежи таки уточнил:
– А ты это точно? Со своей?
– Куда уж точнее. Видеть ее больше не могу… гадина!
– Но все ж католичка, не православная. А ты ее тут оставляешь…
– Ваш царевич мне обещал, что она будет после родов пострижена. Вот и пусть… не жалко.
– У вас ведь ребенок…
Ян вздохнул.
– Знаешь, Якубу лучше будет без такой матери. Да и мал он еще, для него няньки сейчас куда как важнее…
– Уверен, что не пожалеешь потом?
– Не знаю, ничего не знаю. Ты бы своей простил?
Ежи честно попытался представить, что Басенька ему изменила. Не получилось. То есть – вообще никак. Ни представить, ни подумать…
– Она так никогда не сделает.
– Вот и я так думал.
– Не-ет… ты, Ян, не путай. – Ежи покачал головой. – У вас иное с ней получилось. Бася без меня жить не могла и не может, мы с ней как одно целое. А твоя Марыся? То она за другого замуж выходит. То во Францию одна едет – от любви ли это? Или просто она решила, что ты для нее партия хорошая? Корону надеть возмечтала?
– Не хочу я об этом думать.
– Ну и не думай. Забудь. Не было у тебя такой жены. Как умерла – и все тут. А с Эленой[11]ты что делать будешь?
Ян вздохнул. А что тут сделаешь? Если эта девочка – единственная, кто может хоть ненадолго растопить лед в груди? И рядом с ней становится чуть легче?
– С собой позову. Поедет, как думаешь?
– Нет.
Такого ответа Ян не ждал.
– Почему?
– Потому, что она из девушек царевны. Вроде как личная фрейлина. И только государыня Софья ее отпустить может. Ты с ней не разговаривал?
– С Эленой или с государыней?
– А пожалуй, что и с обеими?
– Нет покамест.
– Вот посмотришь, что тебе скажут.
– Думаешь, государыня ее не отпустит?
Ежи пожал плечами:
– Знаешь, я тут уж сколько времени, а все одно вижу. Царевна Софья, хоть и молода возрастом, да о своих девушках заботится, что о дочерях родных. Любить им не препятствует, но и блудить не дает. Отпустит ли она с тобой Элену – бог весть. Никогда не знаешь, что у нее на уме.
– Я ж не брошу ее…
– А все одно – пусть не бросишь, но и не женишься. Ты ее для блуда с собой зовешь, а вот представь – тебе жениться надобно будет. Как Элена себя почувствует?
– Любить-то я только ее буду. Да и к чему мне жениться, у меня Якуб есть?
– У вас же еще два ребенка с Марией в младенчестве умерли.
Ян нахмурился:
– Ну…
– И Элена дитя понести может, что делать тогда будешь?
Вопрос оказывался куда как серьезнее, чем казалось вначале пану Собесскому. Это не просто так полюбить, это еще надо искать для девушки место в мире… а ведь ее еще могут и не отпустить.
А, плевать! – вдруг с пьяной удалью решил ясновельможный пан. – Увезу! Уговорю, украду, хоть как – да увезу! Моя она! И все тут!
И налил еще по одной.
* * *
Софья стояла рядом с братом. За руку его не держала, но очень хотелось. И все же это Алеша должен был выдержать без нее. Сам сильный.
И умный.
А стояли они сейчас перед железной клеткой, в которой сидел… да, кто бы узнал сейчас благочестивого старца в этом заросшем, грязном, окровавленном существе без обоих ушей и носа? Кто бы мог подумать, что лицо старца может быть настолько злобным и полным ненависти? А глаза, которые вечно сияли добротой, – гореть таким гневом?
И проклятия из его уст вырывались вовсе не христианские.
Алексей смотрел на мужчину. А ведь сложись все иначе…
– Зачем ты отца отравил?
Ответом ему была хриплая ругань. Софья коснулась руки брата.
– Не стоит, Алешенька. Ему это все уже безразлично. Это уже не человек.
– И что с ним теперь делать?
– Казнить, наверное. А что еще?
– Больше он ничего не знает?
– Гарантирую, – Софья усмехнулась. – Палачи у нас хорошие, таким не соврешь. Да и проверяли…
– Соня, а ведь он мог быть нашим воспитателем…
– Мог. И возможно, был бы неплохим учителем. Только вот никогда ему не было по пути ни с Русью, ни с русскими…
– А с Хованским что?
– Примерно то же. Смотреть пойдешь?
– Нет. Казнь через три дня назначим?
– Как скажешь.
Алексей понимал, почему Софья не расправилась с ними принародно еще тогда, после бунта. И сведения бы не вытряхнули, и организаторов лучше было ему казнить…
– Спасибо, сестренка.
– Не благодари. Я тебя просто люблю.
Они вышли из пыточной, не замечая, что вслед им смотрят злобные, ненавидящие глаза старца. У него многое отняли, но язык был цел. И он мог, мог еще нанести последний удар!
* * *
– Сонечка, смотри, что у нас просят.
– И что же? – искренне заинтересовалась Софья.
– Царевич Ираклий, помнишь такого?
Девушка резко помрачнела. Еще бы не помнить. Наталью Нарышкину она век не забудет. Немножко ведь, на самую чуточку судьбу опередили. И нет уже никакого Петра. И не будет никогда!
Но…
– Помню. Чего ему надобно?
– Мы Марфушу замуж отдали… так он же теперь царь Картли, стал с нашей поддержкой.
– И?
– Вот, жену ищет.
– А что, после Натальи он еще не оженился?
– Почитай?
