Очарование тьмы - Мэри Э. Пирсон

В двери один под другим торчали два длинных арбалетных болта, третий же намертво пригвоздил мою ладонь. На пол западали капли крови. Услышав шаги, я попыталась вырвать болт, но от боли меня едва наизнанку не вывернуло. Шаги все приближались. Подняв глаза, я увидела, как ко мне вразвалочку идет фигура. Развязность-то до чего знакомая. А нож на полу. Я выхватила меч, но понимала, что выгляжу жалко — куда там защищаться с прибитой рукой? Человек вышел на свет.

Малик.

Арбалета, как у него в руке, я ещё не видела. От боли меня затрясло, и всё вокруг будто сделалось во сто крат громче: его шаги, скрежет кончика моего клинка о пол, мой надсадный хрип.

— Вот так встреча, принцесса! — пропел он. — Каден, надо думать, тоже здесь? Зря я все-таки дал ему уйти тогда, на террасе. — И расплылся в самодовольной ухмылке. Той самой, за которую я однажды поклялась отомстить.

— Жаль не разделяю радости, Малик. — Я едва приподняла на него меч, но даже от этого руку снова прострелило. Лишь бы не выдать мучений.

Он без труда отбил меч арбалетом, и тот забряцал по полу. От удара пробитую ладонь охватило таким огнём, что я не сдержала стон. Ухватив меня за другую руку, Малик придвинулся ко мне всем телом.

— Умоляю, нет… Мои братья…

— Беспомощная и молишь о пощаде. Такой, принцесса, ты мне по душе. — На его лице виднелись шрамы от моих ногтей, а глаза полыхали жаждой мести. Он прижался ещё ближе и свободной рукой схватил меня за горло. — Нравится болт? Поклон от Комизара. Жалеет, что сам заглянуть не сможет. Видимо, придётся нам с тобой как-то самим. — Его рука опустилась мне на грудь. — Когда закончим, за каждый шрам на моём лице исполосую. Комизару-то плевать, какой тебя получит.

Все, что я видела в этот миг, что затмило чувства — его ухмылка, самодовольная и хозяйская, как у властелина мира, всколыхнувшая болезненные воспоминания. Вальтер рыдает у меня на плече. Грета со стрелой в горле. Пламя пожирает детский чепчик.

«Это тоже было нетрудно», — стояли в ушах его слова. Нетрудно было её убить.

Шумно дыша мне в ухо, он возился с моим ремнём, рванул пуговицы на штанах.

«Убить было нетрудно».

Я попыталась вывернуть руку, зажать болт, но услышала хруст кости. По предплечью зазмеилась кровь. Из горла вырвался даже не крик, а низкий звериный рёв. Агония стала топливом, что распаляло пламя в груди всё жарче. Я сжала кулак и потянула. Кисть выжигало изнутри, болт распалял мою ярость. Потянув, я высвободила его ещё больше. Упоённый моими стонами, Малик жадно окинул моё лицо, словно уже распланировал, где резать.

«Нетрудно».

— Чур мне в обморок не падать, — протянул он, расстёгивая последнюю пуговицу на штанах. Затем положил руку мне на бедро, и ухмылка растянулась до ушей. — Я обещал Комизару, что ты будешь страдать. Слово я держу.

Внезапно болт выскочил, и я тут же всадила его Малику в шею, пробивая насквозь. Его глаза округлились.

— Я тоже.

Малик открыл рот в попытке заговорить, но не издал и звука. Впрочем, я увидела всё по глазам. На долю секунды — упоительную! — он осознал, что ему конец, и убила его я.

— Даже мерзко, что мне так понравилось тебя убить, — процедила я, пока он ещё мог слышать. — Больше не стану обременять тебя мольбами, будь покоен. — И выдернула болт. Кровь хлынула на пол, и через мгновение он рухнул замертво.

Я ещё долго смотрела на его скрюченный труп, под которым на мощёном полу лениво расползалась алая лужа. Его стеклянные глаза уткнулись в потолок.

А от ухмылки не осталось и следа.

И вдруг со всех сторон загромыхали шаги. Меня обступили шестеро солдат. Лица у всех незнакомые. Среди них был и капитан стражи — член кабинета министров, начальник замковой гвардии.

Он признал в мертвеце Малика и помотал головой.

Меня окатило тошнотворным страхом.

— И вы тоже?

— Увы.

— Капитан, прошу, одумайтесь! — взмолилась я. — Всё ещё можно исправить!

— Если бы, принцесса. Время не повернуть вспять. Я зашёл слишком далеко.

— Ещё не поздно! Вы ещё можете спасти моих братьев! Вы!..

— Схватить её.

Я отступила и грозно размахнулась болтом, ещё зажатым в кулаке, но колени подогнулись, и я рухнула на пол.

Два стражника подхватили меня под руки, третий выдернул из руки болт. Кровь окропила камень, и пол под ногами завертелся. пыталась проследить, куда меня тащат, но перед глазами всё смешалось.

Зажми рану, Лия.

Куда там, если волочат под руки. Я было пыталась взывать к чести стражников, увещевать, что заговорщиков хуже их капитана нет, но слова выходили какими-то далёкими, словно не моими. Один из стражников без конца велел мне замолкнуть и в итоге дал по лицу. Щеку вдавило в зубы, и на язык брызнула солоноватая кровь. Коридор то возникал, то проваливался во тьму, пол с потолком менялись местами… но кое-что запомнилось преотлично. Одно короткое слово стражника обрушилось на меня сильнее, чем его кулак.

Бросая меня в темную камеру, солдат выплюнул:

— Jabavé.

Теперь ясно, почему среди гвардейцев ни одного знакомого.

Они венданцы.

Глава шестидесятая

«Держись, Лия».

«Ещё немного».

«Держись. Ради меня».

Веет речной сыростью. Тянутся ввысь сосны, увенчанные белыми шапками. Надо мной клубится морозное дыхание. От чьих-то решительных шагов хрустит снег.

Чувствую поцелуй тёплых губ.

«Ещё чуть-чуть».

«Ради меня».

Я приоткрыла глаза. Всё-таки живая. Снежный мир ослепляющей белизны и запаха хвои померк, а ему на смену пришла чёрная камера без окон. Я по-прежнему чувствовала прижимавшие меня руки, пальцы, что отводили с лица налипшие пряди, тёплую, вопреки морозу, грудь. И слышала голос, что не давал ускользнуть во тьму.

«Смотри на меня, Лия! Смотри в глаза!»

Синее пламя, что теплило во мне жизнь.

Я попыталась вглядеться во тьму камеры. Душно. Воздух такой же древний, как стены. Пахло землёй и прелостью. Я прижала ладонь к животу, чтобы остановить кровь, но от боли чуть снова не лишилась чувств и, хватанув воздуха, заставила себя дышать.

Я не готова была принять, что это конец.

Что братьев не отзовут, и они погибнут.

Что я не изобличу изменников.

Что Комизар победил.

Смерть Малика, на удивление, не доставила особого удовольствия. Радость быстро утекала, — прямо как кровь из его шеи. Убив его, я просто поставила точку. То, что у меня отняли, так не вернуть.

Почти не помню, как меня сюда волокли, — все как в тумане.