Королевство - Ю Несбе

И когда Карл уехал в Миннесоту, я остался с ощущением, что он избавился от всего. От деревенского скандала и Мари Ос. От ответственности за ферму. От меня, зависевшего от него в большей степени, чем он от меня. Не знаю, может, он снова услышал доносившиеся из Хукена крики.

Во всяком случае, после его отъезда наступила тишина.

Жуткая тишина.

Нефтяная компания купила мастерскую и земельный участок, и внезапно я, мальчишка чуть старше двадцати, оказался управляющим заправкой. Не знаю, увидели ли во мне что-то, чего я сам не видел, но работал я круглые сутки. Даже не из-за амбиций, они пришли позже. Просто мне становилось хуже, чем я предполагал, когда я сидел на ферме, прислушиваясь к Хукену и песням ржанок об одиночестве. Птица, ищущая спутника. Не обязательно друга, просто компанию. Все можно заменить работой, людьми вокруг, звуками, делами, можно направить мысли туда, где от них был бы толк, а не перемалывать снова и снова одну и ту же херню.

Мари исчезла из моего поля зрения, как опухоль после успешной операции. Разумеется, я понял, что с разрывом между ней и Карлом это событие совпало не случайно, но старался поменьше об этом думать. Разумеется, пришлось непросто, а прочитав «Превращение» Кафки – об этом парне, который как-то проснулся и обнаружил, что превратился в мерзкое насекомое, – я понял, что, если начну рыться в подсознании и его окрестностях, увеличатся шансы найти то, что мне не понравится.

Разумеется, иногда мне попадалась Рита Виллумсен. Она хорошо выглядела, годы, казалось, ее не брали. Но всегда либо она была не одна, либо мы оказывались на людях, так что мне доставалась лишь обычная дружелюбная добрососедская улыбка и вопрос, как там дела на заправке или у Карла в Штатах.

Однажды я увидел ее возле бензоколонок. Она беседовала с Маркусом, заливавшим бензин в ее «сонет». Обычно их машины заправлял Виллумсен. Маркус – милый, тихий и добрый паренек, и на мгновение я решил, что это ее новый проект. Странно, но меня это совсем не тронуло, им обоим я желал только добра. Когда Маркус завинтил крышку, а Рита садилась в машину, она посмотрела в сторону здания. Сомневаюсь, что она меня увидела, но, по крайней мере, руку она, словно собираясь помахать, подняла. Я помахал в ответ. Вошедший Маркус рассказал, что у Виллума Виллумсена рак, но он полностью поправится.

В следующий раз я увидел Риту Виллумсен в Ортуне на традиционном празднике в честь Дня конституции. В традиционном костюме она выглядела прекрасно. Шла, держа мужа за руку. Такого я раньше не видел. Виллумсен худой, ну или, по крайней мере, уже не такой полный, – по-моему, ему это было не к лицу.

Кожа на подбородке свисала и болталась, как у мерзкой ящерицы. Но когда они с Ритой разговаривали, тот, кто слушал, наклонялся к собеседнику, словно ловил каждое слово. Улыбался, кивал, смотрел в глаза. Возможно, рак стал epiphany – пробуждением. Возможно, она внезапно поняла, что, живя с этим человеком, полюбила его, а он ее просто боготворил. И кто знает, а вдруг Виллумсен тоже был не так уж слеп, как мне казалось. В любом случае я понял, что, помахав мне от бензоколонки, она попрощалась навсегда. Ну ладно, мы что-то значили друг для друга, когда нам обоим это было нужно. По моим наблюдениям, хеппи-эндом завершалось минимальное количество романов на стороне, но, видя их вдвоем, я думал, что парой-то были мы с Ритой. А вот Виллум Виллумсен скорее третий.

Так что я опять оказался ржанкой.

И всего лишь через год я познакомлюсь с женщиной, которая на следующие пять лет станет моей любовницей. Главный офис в Осло организовал мероприятие, а после него – ужин, там я и познакомился с Пией Сюсе. Директор по персоналу, она сидела слева от меня, а потому за столом моей дамой не считалась, но где-то в середине ужина она повернулась ко мне и спросила, не мог бы я избавить ее от ее же кавалера, – он целый час говорил про бензин, а про него столько не наговоришь. Я выпил пару бокалов вина и спросил: это что, половой шовинизм – с той или иной стороны – возлагать на мужчину больше обязательств и заставлять развлекать еще одну женщину. Она согласилась, что я даю ей три минуты: пусть скажет что-нибудь, что меня заинтересует, рассмешит или спровоцирует. Нет – что ж, я останусь с предназначенной мне собеседницей, очкастой брюнеткой из Конгсберга, сказавшей, что ее зовут Унни, и, в общем-то, больше ничего. Пии Сюсе это удалось – со всеми тремя задачами она справилась гораздо быстрее чем за три минуты.

Потом мы танцевали, и она сказала, что партнера хуже у нее никогда не было.

По дороге в номер мы обжимались в лифте, и она отметила, что целоваться я тоже не умею.

А когда мы проснулись в ее постели – ей, как директору по персоналу, достался сьют, – она прямо сказала, что секс был не очень.

Но она редко смеялась столько, сколько за последние двенадцать часов.

Я ответил, что набрал один балл из четырех и для меня такой результат лучше обычного. Она снова засмеялась. Следующий час я потратил на то, чтобы слегка подправить произведенное впечатление. Ну, надеюсь. Во всяком случае, Пия Сюсе сказала, что пригласит меня в главный офис в течение следующих четырнадцати дней – повестка дня будет «свободной».

Когда я стоял в лобби отеля в очереди, чтобы сдать ключи, ко мне подошла Унни – она сидела рядом со мной за столом – и спросила, еду ли я в Ус и можно ли ей в таком случае доехать со мной до Конгсберга.

По дороге мы особо не разговаривали.

Она расспрашивала про машину, я рассказал, что это подарок от дяди и она дорога мне как память. Я мог бы рассказать, что, хоть каждую чертову деталь приходилось менять хотя бы раз, 240-я модель была произведением механического искусства. Например, с ней не возникало таких проблем, как с элегантной V70, чьим слабым местом оказывались наконечники рулевой тяги и она сама. И что однажды меня, надеюсь, похоронят в кузове моей 240-й. Вместо этого я болтал о скучных пустяках, задавал дурацкие вопросы, а она рассказала, что занимается бухгалтерией, у нее двое детей, а ее муж – директор средней школы в Конгсберге. Два раза в неделю она бывала в домашнем офисе, два раза в неделю ездила в Осло, а по пятницам у нее выходной.

– Чем занимаешься в выходные? – спросил я.

– Ничем, – ответила она.

– Сложно, небось? – спросил я. – Ничем не заниматься?

– Нет, – сказала она.

Вот и весь наш разговор.

Я включил Джей Джей Кейла и почувствовал прилив огромного умиротворения. Все дело в том, что поспал я всего несколько часов, в сдержанном минимализме Джей Джей и в том, что, насколько я понял, default mode[14] у Унни, как и у меня, – молчание.

Когда я очнулся, дернувшись и дико таращась на машины – они ехали на нас, а свет от их фар размывал дождь на ветровом стекле, – мой мозг пришел к выводу, что: а) я заснул за рулем; б) должно быть, проспал больше нескольких секунд, ведь дождя я не помнил и дворники не включил; в) мне уже давно надо бы съехать с дороги – я знаю, что этот участок извилистый. Я автоматически поднял руку и положил на руль. Но вместо руля моя рука встретила другую теплую руку, взявшую управление на себя.