Надушенный рукав - Лора Джо Роулэнд

Агэмаки мимолетно улыбнулась своей сообразительности.

— Но я боялась, что кто-нибудь догадается про взломщика. Поэтому пошла обратно в кабинет и закрыла окно, только запереть его не удалось. Защелка была сломана. — И она не заметила помятые кусты снаружи, добавил про себя Сано. — Тут мне показалось, что кто-то идет. Я не хотела, чтобы меня поймали, поэтому затушила лампу. Палку я унесла в свою комнату и, подождав, пока в доме все утихнет, выскользнула на улицу и выбросила ее в воду.

Агэмаки махнула в сторону пруда у часовни.

— Я вернулась в кровать и сразу же заснула. Потом в мою комнату вошел Тамура. Он сказал, что ночью умер мой муж. Я притворилась удивленной. Но когда Тамура привел меня к главному старейшине, я и в самом деле удивилась.

Агэмаки изумленно хохотнула.

— Он лежал на кровати, одетый в чистую ночную рубашку, — сама безмятежность. Я не могла понять, что произошло.

Хирата объяснил:

— Тамура о нем позаботился.

Сано кивнул. Тамура поддался на обман, поверил, что Макино умер во время сексуальной игры, и решил сохранить достоинство господина. Наверное, он вынул фаллос, одел Макино и уложил его в кровать, попутно сломав главному старейшине кости. Он не заметил рукав и следы, оставленные взломщиком в кабинете, и не сумел скрыть раны Макино. Однако если бы не письмо, преступника так бы и не вычислили. Как и изменения, которые претерпело место убийства.

— Потом в комнату зашел Кохэйдзи, — проговорила Агэмаки. — Он сказал: «Когда умирает такой важный человек, как Макино, люди могут заподозрить убийство. Начнутся вопросы. Нам с тобой лучше подготовить ответы заранее». «О чем ты?» — удивилась я. А он объяснил… — Агэмаки замолчала, явно боясь последствий своих следующих слов.

— Лучше вам рассказать все полностью, пока не подоспел Кохэйдзи со своей версией, — предупредил Сано.

Агэмаки глубоко вздохнула, набираясь смелости.

— Кохэйдзи напомнил мне об одном ужине, проходившем в этом доме месяц назад. Я дала ему вино для мужа. Он сказал, что видел, как я подсыпала в чашку какой-то порошок, и догадался, что вино отравлено. Он знал, чего я добивалась. Он бы подал вино моему мужу, тот отравился бы, а виноват Кохэйдзи. Но тогда мой муж не умер — я всегда удивлялась почему. Кохэйдзи передал вино слуге и приказал его вылить. А слуга выпил и на следующий день сильно заболел. Еле выжил.

Вот ее страшная тайна, понял Сано. Она пыталась извести мужа задолго до убийства.

— Кохэйдзи заявил: «Если я расскажу о том случае, у тебя будут большие неприятности. Все подумают, что на сей раз тебе удалось отправить мужа на тот свет», — продолжила Агэмаки. — Я его спросила: «Чего ты хочешь?» А он ответил: «Ты знаешь, что мы с Окицу развлекали Макино прошлой ночью. Ты, наверное, слышала. Меня могут обвинить в его смерти просто потому, что я был рядом. Обещай, что никому не скажешь. В обмен я никому не скажу, что ты пыталась отравить Макино».

— И вы согласились, — вспомнил Сано слова Рэйко.

— А что мне оставалось делать, как не защищать Кохэйдзи, чтобы он не выдал меня? — жалобно протянула Агэмаки в свое оправдание. — Вот почему я солгала вам. Не потому что я причинила вред мужу. Я лишь осквернила его тело… но он был уже мертв, когда я его нашла.

В старании убедить она подалась к Сано. Ее черты заострились, выдавая коварную натуру, которая вознесла Агэмаки от скромного положения проститутки при храме до жены высокопоставленного чиновника бакуфу.

— Моего мужа убил Кохэйдзи. Вы сами это признали. Он убийца, не я. Вот почему он так старался заставить меня молчать. Если у него и была сообщница, то эта маленькая шлюшка Окицу. Она была с ним и Макино в ту ночь. — Глаза Агэмаки злорадно сияли — ей все-таки удалось навредить сопернице. — Наверное, она помогла Кохэйдзи убить моего мужа. Ее надо наказать вместе с актером.

— Вначале арестуйте Кохэйдзи, — велел Ибэ Сано. — Девчонка подождет своей очереди.

Расследование напоминало Сано луковицу — снимая один слой, он лишь обнаруживал новый, скрывающий разгадку в сердцевине. Рассказом Агэмаки и уликами против Даемона с актером история не ограничится.

— Мне надо кое-что узнать у наложницы, — возразил Сано и обратился к сыщикам: — Приведите Окицу.

Рэйко отыскала Гозэти в маленьком уединенном святилище при главном зале храма Дзодзё.

Наложница властителя Мацудайры сидела на коленях перед алтарем — огороженным местом под крышей, которую подпирали резные позолоченные колонны. Ее бронзовый шелковый плащ и длинные, переливающиеся черные волосы сияли в отблесках свечей, горевших перед золотой статуей Будды. Гозэти была маленькая и тонкая. Сидя со склоненной головой спиной к двери, она, казалось, замкнулась в собственных мыслях, не слыша пение других верующих в главном святилище или удары в гонг снаружи. Рэйко тихо приблизилась сквозь смутные тени, наполненные запахом благовоний и горелого воска.

— Гозэти-сан? — проговорила Рэйко.

Женщина обернулась. Рэйко увидела, что она очень молода и ослепительно красива. Бог наградил ее лицо, широкое в бровях и сужающееся к подбородку, мягкой, как лепесток, кожей и изящными чертами. Рэйко поняла, чем она привлекла властителя Мацудайру и его племянника. Ее глаза, широко распахнутые и невинные, как у ребенка, были наполнены горем и замешательством от того, что к ней обратилась незнакомка.

Рэйко представилась и добавила:

— Я жена сёсакана-сама сёгуна. — Она села на колени рядом с Гозэти. — Простите, что беспокою вас, но нам срочно надо кое-что обсудить.

Вытерев слезы рукавом, девушка пробормотала:

— Может, в другой раз… если вы позволите. — Ее голос был хриплым от рыданий. — Прошу вас, не обижайтесь, но я сейчас очень расстроена.

— Я понимаю, — пожалела ее Рэйко. — Вы скорбите по Даемону.

Ей претило беспокоить Гозэти, когда та только что пережила невосполнимую потерю.

Тревога, вспыхнувшая в глазах наложницы, лучше слов подтвердила, что у нее был роман с Даемоном и девушка до сих пор боялась гнева властителя Мацудайры.

— Нет… то есть да, мне жаль, что он умер. Он племянник моего господина.

— Он значил для вас гораздо больше, верно? — мягко проговорила Рэйко. — Вы были любовниками.

Гозэти затрясла головой, возражая, но ее лицо сморщилось. Она расплакалась, закрыв лицо руками, сотрясаясь от горя.

— Я любила его больше всего на свете, — выдохнула она между всхлипами. Рэйко заметила, насколько легче стало девушке теперь, когда она могла выговориться тому, кто посвящен в ее тайну. — Я поверить не могу, что его больше нет!

Рэйко обняла рыдающую Гозэти. Они долго сидели так, пока наложница не успокоилась. Потом девушка призналась мягким, безжизненным голосом:

— Я знала, что мне нельзя любить Даемона. Я должна хранить верность властителю Мацудайре. Я стольким ему обязана! Родители не могли меня содержать. Они продали меня торговцу, который поставлял женщин в квартал увеселений. Если бы властитель Мацудайра меня не купил, я бы стала проституткой. Он добрый и щедрый. Он любит меня. Он заслуживает моей верности.