Голодная пустошь  - Лорет Энн Уайт

Мог отправить Бабаха назад в Твин-Риверс, на эту ферму, искать ветра в поле. Мог прямо сейчас мучить Минди. Но, вне всякого сомнения, на ферме Удава было тоже не все в порядке. Чем ближе Бабах подходил к дому, тем громче кричало об опасности шестое чувство, и волосы на руках вставали дыбом. Он побрел по заснеженному полю, ведущему к сараю, на секунду замер и прислушался. Тишина ревела. Он взвел курок, осторожно подобрался; у бедра висел охотничий нож, и Бабах пожалел, что не взял с собой маленький пистолет.

Дверь в сарай была приоткрыта. Бабах заглянул в щель сбоку. Увидел слабый дрожащий свет. Легкая струйка тепла коснулась его лица и исчезла. Войдя в дверь, Бабах аккуратно обошел лежавший на полу блестящий нож и замер.

Сердце упало.

Мозг отчаянно пытался осознать то, что Бабах увидел прямо перед собой, на полу сарая.

Кроу.

Его шея была разрублена, он лежал в густой, окоченевшей луже темной крови. Глаза, проколотые инструментами для таксидермии, смотрели вверх. Кровь сочилась из них каплями, как черные слезы, какие рисуют себе рокеры и металлисты. Бабах нервно сглотнул. Заметил кровавые отпечатки, ведущие от тела Кроу к мягко пульсирующему оранжевому свету в дальнем углу сарая. Казалось, этот свет идет из дыры в полу — открытой крышки подвального люка, за которой находилось какое-то другое помещение. Задняя дверь за люком была широко открыта. Задувал холодный воздух.

Из дыры не доносилось ни звука.

Осторожно двигаясь вдоль стены, Бабах прошел по следам к люку. Наклонившись, рассмотрел кровавые отпечатки. Пульс участился, когда он увидел знакомую зазубрину.

Такую же, как та, что Тана сфотографировала на месте гибели Аподаки и Санджита. Как та, что они видели в сарае Эллиота Новака.

Хизер?

Твою мать.

В мозгу роились мысли. Куски информации, как осколки разбитого зеркала, начали складываться воедино, и когда всплыла картинка, все обрело смысл — безумный, чудовищный смысл.

…ты можешь просчитать социопата?

Не Ван Блик. Хизер. Убийца. Женщина-психопат. С которой он спал. И не догадывался. Она была странной — как большинство тех, кто перебрался сюда — но этого он никогда в жизни бы не заподозрил.

Крик прорезал воздух. Бабах поднял голову вверх.

Вопль повторился снова — кричала женщина, от боли. От ужаса. Он в жизни не слышал ничего подобного. Этот крик доходил до самой глубины души. Бабах метнулся к открытой двери в углу. Прижавшись спиной к стене, заглянул в дыру между досками. В темноте блеснул луч света. Еще один крик прорезал ледяной воздух. Свет погас.

Бабах вышел из сарая в темноту. Замер, наблюдая, прислушиваясь. Ветер свистел в замерзших ветках, ласкал ледяные кристаллы, скрипел, хрустел, шептал. Двигаясь по тропинке, Бабах медленно шел в сторону сарая у реки, в котором хранилась приманка. Но тихо идти не получалось. С каждым шагом под ботинками хрустел лед. Облака расступались, и луна пятнами освещала черно-белый пейзаж. Когда Бабах проходил мимо загона для скота, заржала лошадь. Он замер, сердце колотилось. Ощутил запах навоза, тепло животных. Да что, черт возьми, тут вообще происходит? Где Минди?

Облака вновь расступились, сарай озарил лунный свет. На мгновение, когда темнота чуть рассеялась, он увидел очертания прицепа для снегохода, припаркованного у сарая, возле железной бочки, где погибшие биологи мешали приманку. Наверху прицепа лежала неподвижная фигура. Мертвец? Или живой, без сознания?

Чувствуя во рту наждачную сухость, Бабах какое-то время вглядывался в темноту, прислушивался. Тишина — лишь скрежет ветра да треск ледяной корки на реке. Время тикало, тянулось.

Бабах осторожно шагнул вперед, сперва левой ногой. Хрустнул снег. Немного подождав, шагнул правой. Снова хруст. Бабах про себя выругался. Подождал еще немного. Фигура, лежавшая ничком на прицепе, не шевельнулась. Ни малейшего движения, только ветер тихо шелестел над замерзшей равниной. Бабах выставил вперед левую ногу и услышал треск металла. Боль пронзила голень, лучами прошла по телу — железные зубы впились глубоко под кожу, зажали ногу в тиски. Бабах с трудом подавил крик. Мозг готов был взорваться, но пытался бороться — ища в кармане фонарик, Бабах уже знал, что случилось, прежде чем луч осветил железные зубы и пружины.

Капкан на гризли.

Дрожа от боли и ужаса, он осмотрел под фонарем жуткую конструкцию. Ржавые зубы прорвали джинсы, термобелье, кожу, ушли глубоко в ногу чуть выше ботинка. Корчась, Бабах сорвал перчатки, чтобы получше ухватиться за капкан. Пальцы ожгло холодом. Он тянул и тянул, пытаясь раскрыть ловушку, изо всех сил напрягаясь, трясясь и потея от усилий, от этой пытки. Остановился, чтобы перевести дыхание.

Он осознавал, что все попытки бесплодны — нужно разжать пружину, и этого не сделать без инструментов. Он надеялся лишь ослабить давление, но внезапно ощутил удар сзади по голове. Острые когти впились в затылок, рванули кожу. Кровь резким, бурным, горячим потоком полила по воротнику вниз. Ранения головы сильно кровоточат, подумал он, пытаясь удержать сознание, но зрение начало размываться. Кровь потекла в ухо. С геркулесовским усилием он поднял голову, посмотрел вверх.

Хизер.

В руках — плуг с зубцами, как тот, что он видел в укрытии Новака…

Она тяжело дышала, глаза сверкали в темноте. Шла на него всем телом, как дикий зверь.

Кровь Таны горела огнем. Она снова и снова пыталась дозвониться до Бабаха. Ответа не было. Нужно бежать. Вдруг он в опасности? Вдруг Минди в опасности? Каждая минута может быть на счету.

Пошла за оружием. Но, проходя мимо маленькой комнаты, где Адди накладывала шов ей на щеку, вдруг услышала слова медсестры:

Тебе нужна поддержка… здесь должен быть полный штат сотрудников. Ты не можешь быть единственной, кто бежит разнимать драку в «Красном лосе»… Я знаю, о чем говорю. Моя мама работала в полиции. Погибла при исполнении долга, когда мне было десять… Подумай о своем ребенке, Тана.

Она замерла. Паника, страх, адреналин — все чувства смешались, ожгли, будто она схватилась за напряженный электрокабель.

Ты не можешь все делать в одиночку, Тана, дитя мое. Научись просить о помощи. Позволь людям помогать тебе. Каждому из нас нужно племя. Без племени человек слаб…

Она вновь взяла спутниковый телефон, быстро набрала нужный номер. Сообщила подробности — два гражданских лица на ферме на окраине Твин-Риверса находятся в опасности. Женщина, которая подозревается в нескольких жестоких убийствах, разгуливает на свободе. Вооружена, очень опасна. Способна перемещаться на большие расстояния.

Тане велели оставаться на связи. К телефону подошел Килан. Все ее тело напряглось при звуке его голоса. Он потребовал повторить сказанное. Она повторила. На невыносимо долгую, невыносимо напряженную минуту повисла тишина.

— Ларссон, — сказал он холодно, — убедитесь, в самом ли деле эти два человека находятся на ранчо, в самом ли деле подвергаются опасности, и только тогда я направлю к вам спасательно-аварийную бригаду. Ясно?