Любимая ведьма герцога - Татьяна Рябинина

В ее руке виднелось что-то похожее на маленький сверточек из лоскута кожи, перевязанного ниткой. Внутри оказалась свернутая трубочкой бумажка.

«Не бойтесь. Все будет в порядке!» — обещали мелкие четкие буквы.

Все как в нормальном романе. В последний момент нас спасут. Возможно.

Хотя к чему ирония? Да, может быть, именно казни наши сторонники и ждали. Вполне так подходящий момент для начала восстания. Спасти правителей и свергнуть ненавистных дознавателей. Наверняка нас не повезли в столицу, опасаясь того, что по дороге на конвой нападут и освободят нас. Но если уж Гирмас со своей сворой прибыли сюда, значит, дороги в порядке, связь наладилась, и у сопротивления тоже была возможность скоординироваться и составить план действий. Если, конечно, они хоть на что-то годны.

Записка, вроде бы, это подтверждала: что-то происходит, что-то готовится. Хотя особого смысла в ней я не видела. Только лишний риск. И все же она нас подбодрила. Самира перестала бесконечно рыдать, Яана тоже воспряла духом.

Интересно, нас попытаются отбить по пути к месту казни, думала я, обгладывая кусок черствого хлеба. Или прямо с эшафота?

А если не получится? Можно, подумать, записка — это гарантия.

На этой мысли крошка попала в дыхательное горло. Как говорила моя бабушка, в перхательное. Прокашлявшись, я попыталась отогнать сомнения, но не получалось.

— Интересно, а если скажу, что беременна, все равно казнят? — спросила я, стряхнув крошки с плаща.

— Думаю, да, — желчно ответила Самира. — Моя мать говорила, что у колдуна сын колдуном никогда не будет, только дочь ведьмой. А вот у ведьмы все дети с колдовским даром. Так что казнят. Не дожидаясь, пока родится еще один колдун или ведьма. Одним махом.

Логично. Вполне так комбо, экономия на зарплате палачу. А колдунство, похоже, доминантный признак, привязанный к Х-хромосоме, раз не передается от отца к сыну. Правда, эта версия не объясняет, как можно стать ведьмой через грудное молоко, но черт с ним. Не все ли равно?

— Ну вы-то ладно, девочки, — горестно вздохнула Яана. — А меня-то за что? Я какая ведьма? Если нас не спасут, значит, умру только потому, что работала в доме мастера Легрина. И потому, что согласилась взять эту дурочку на рынок. Нет в мире справедливости.

Я многое могла бы сказать на эту тему, но не было никакого желания. Завтра все решится. С помощью Кая мне удалось обмануть смерть дважды, продлив жизнь на пять с лишним лет. Может, это предел? Пора и честь знать?

Как ни странно, ночью я спала, как младенец. А думала, что не смогу заснуть. Зато последние часы перед казнью тянулись бесконечно. Навалилась какая-то душная апатия. При любом раскладе хотелось, чтобы все закончилось поскорее. А еще — увидеть Тэрвина. Возможно, в последний раз. О ребенке старалась вообще не думать, это было больнее всего.

Наконец за нами пришли. Вывели из замка, снова посадили на телегу. На другую — мужчин, и мы с Тэрвином хотя бы издали смогли обменяться взглядами.

Все повторилось — народ толпился вдоль улиц, напирал, чтобы увидеть, отовсюду раздавались крики и свист. Но никто не собирался освобождать нас. Надежда сменилась отчаянием, а потом снова надеждой: ну раз не сейчас, тогда, может, прямо там, на рыночной площади?

Эшафот был виден издалека — высоченный, чтобы происходящее на нем было видно всем и каждому. В центре стояла плаха. Наверняка для ее изготовления выбрали самое старое и самое толстое дерево во всей Марне. Мимо такой точно мечом не промахнешься.

По узенькой и крутой лесенке мы поднялись наверх, один за другим. Городские стражники в таких же красных балахонах, как у дознавателей, только коротких, развели нас на две стороны: женщин налево, мужчин направо. Все они выглядели ужасно: исхудавшие, заросшие. Я едва узнала Тэрвина — с бородой и спутанными волосами. На глаза навернулись слезы — подлый Гирмас обманул меня, он вовсе не собирался разрешить нам попрощаться.

Однако после того как зачитали приговор, один из стражников подошел к нам и, держа за руку выше локтя, повел меня вправо. Подтолкнул к Тэрвину и отошел на шаг. Мы даже обнять друг друга не могли — руки были связаны за спиной. Только поцеловаться — у всех на виду.

— Держись, Джен, — шепнул Тэрвин. — Я люблю тебя.

— И я тебя люблю, — ответила я. — Нам передали записку. Что все будет хорошо.

Его глаза расширились, и он перевел взгляд на толпу. Но там ничто не намекало на то, что ситуация может измениться. Люди с мушиным гудением сгрудились вокруг эшафота и ждали, когда же начнется самое интересное.

— Не похоже, — горько усмехнулся он. — Но… неважно. Что делать, мы проиграли. Приходится это признать. Жаль только, что наш ребенок не сможет родиться. Но вдруг мы встретимся в каком-то другом мире?

Словно ледяную лапу положили на грудь. И стало так невыносимо жаль… всего. Все останется — а нас не будет. Здесь — в этом жестоком и несправедливом мире, где темные силы снова взяли верх. Но несмотря на это, так нестерпимо захотелось жить. Словно все существо отвергало возможность смерти. Слезы потекли сами собой. Тэрвин наклонился и собрал их губами с моих щек.

— Мне долго еще ждать? — сердито буркнул палач, дюжий мужик под два метра ростом в короткой свободной рубахе поверх узких штанов. Все это, а также маска с прорезями для глаз, было темно-красного, почти черного цвета. Как запекшаяся кровь. Он стоял, опираясь на огромных размеров двуручный меч, длиной ему по плечо.

Все тот же стражник с надвинутым на лицо капюшоном снова взял меня за руку, чтобы отвести обратно.

— Прощай, Тэрвин, — тихо сказала я и втиснула ногти в ладони, чтобы не разрыдаться, как Самира. Нет уж, такой радости этому стаду баранов не доставлю.

Когда мы поравнялись с плахой, стражник чуть сильнее сжал мой локоть и прошептал:

— Не бойся, Джен!

Будь он одет хоть в костюм самого Гирмаса с маской, как у палача, я все равно узнала бы его по голосу.

Кай, сволочь ты такая! Вот уж кого я точно не ожидала здесь увидеть. Но как?..

— Тссс, — прошипел он едва слышно.

Я встала рядом с Самирой и Яаной и посмотрела через весь эшафот на Тэрвина, пытаясь что-то сказать ему взглядом, но вряд ли он смог бы меня понять. По спине под платьем стекла струйка пота, в горле пересохло, сердце заполошно колотилось.

— Дженна Саанти! — объявил глашатай.

Кай снова вцепился в мою руку и потащил к плахе. Заставил опуститься на колени и положить голову на край.

Боже мой! Я ведь поверила на мгновение, что он здесь, чтобы спасти нас. А выходит, просто пробрался, чтобы подбодрить и быть рядом, когда меня казнят. Только и всего. Ну что ж, Кай, и на том спасибо. Наверняка и записка в хлебе тоже твоих рук дело. И жить мне осталось… четыре шага палача и один его замах.