Пират в моих объятиях - Данелла Хармон

Печально. А ведь вначале он был таким самоуверенным, дерзким, его черные глаза горели дьявольским огнем; его красивое тело было стройным и гордым, а манера держаться – столь решительной, что казалось, он бросает вызов самому сатане. Феба до сих пор помнила, как он пришел в себя и, встав на ноги, потребовал, чтобы ему рассказали о судьбе его юной возлюбленной.

Ей не следовало бы делать этого.

И вот теперь огонь потух в его глазах цвета обсидиана, широкие плечи ссутулились, а уголки прекрасного чувственного рта опустились – в них залегла печаль.

Причиной тому, конечно, была смерть молодой женщины. Как же нужно было любить, чтобы так скорбеть! Он часами сидел на жалком клочке грязной соломы, обхватив голову руками, и молча предавался горю. Он не был больше опасным преступником, превратившись в человека с разбитым сердцем, смертельно тоскующего, для которого смерть стала бы избавлением от душевных мук. Известие о смерти возлюбленной подкосило его, сломало его дух и волю, и сейчас Феба от всего сердца желала бы взять свои слова обратно. Не важно, кем он был, что сделал, просто несправедливо, чтобы человек проводил последние часы своей жизни, испытывая такие душевные муки.

Но сейчас уже ничего нельзя изменить, и Феба лишь старалась создать для несчастного хоть какие-то удобства. Вздохнув, она придвинула к нему дымящийся горшочек с индейским пудингом.

– Феба, он схватит тебя! – в ужасе закричала Джоан.

– Вздор! Мы добрые друзья, не так ли, капитан?

Он ничего не ответил. Даже не поднял головы. Он сидел, прижавшись спиной к покрытой плесенью стене, подтянув к груди колени и положив на них заросший подбородок. Его взгляд был устремлен в пол, и казалось, капитан спит. Но Феба по трепету ресниц видела, что он бодрствует.

– Я принесла тебе поесть, – сказала она, опуская ложку в пудинг. – Видишь? Он пока горячий. Я положила в пудинг много черной патоки. Ты любишь патоку?

Ответа не последовало.

Она встала рядом с ним на колени, надеясь соблазнить его вкусным запахом пищи, которую держала перед ним. Горло его дернулось, и он закрыл глаза, чтобы никто не видел навернувшихся слез.

– Вот, пожалуйста, капитан.

Феба поднесла ложку к его губам, но он отвернулся.

– Я же говорила тебе, что он не будет есть, – сказала Джоан.

Беспомощно вздохнув, Феба поставила горшочек к его босым ногам и ушла, предоставив несчастного самому себе. Она знала, что, когда вернется, горшочек будет стоять на том же самом месте, нетронутый пудинг остынет и свернется. Но у первой ступени лестницы она остановилась, желая всей душой, чтобы жизнь хоть как-то пробудилась в этих прекрасных черных глазах, чтобы он съел свою последнюю земную пищу – ведь завтра утром он умрет.

Но он не пошевелился, не поднял головы, похоже, даже не замечал ее присутствия. Но если бы она смогла разглядеть в густом мраке промозглой камеры, то заметила бы, что его плечи сотрясаются от душераздирающих рыданий, вызванных неутешным горем.

Женщины тихонько поднялись по лестнице, и когда они закрыли за собой дверь, погас последний луч света, который проникал в камеру.

Сэм неподвижно сидел в темноте. На улице пошел дождь. Он слышал, как дождь мягко барабанит по крыше и падает на землю. Он мог слышать шум воды, уходящей в никуда, как уходили в никуда последние часы его жизни.

Что-то шевельнулось в его сердце: какой-то интерес, а может, просто своего рода кураж. Сэм улыбнулся.

Еще несколько часов, и наступит рассвет. Еще несколько часов, и его жизнь закончится на конце веревки. Еще несколько часов, и он встретится со своей любимой Марией.

Рассвет пробился сквозь мрачные тучи, все еще грозящие дождем. Земля была тщательно промыта, воздух наполнен запахами сосны, летней травы и полевых цветов. Нежный бриз, налетевший с моря, раскачивал высокие сосны и ели, шептался в косматых ветвях, смешиваясь с криками чаек, паривших над ними. В лесных зарослях послышался щебет птиц; орел, парящий высоко в небе, отбрасывал изящную тень на грубую, наспех сколоченную виселицу, расположенную на высокой скале.

В гостиной дома процветающего торговца Пенвика, который с кучей детишек и сварливой женой еще час назад отбыл к месту казни, чтобы занять лучшее место, перед зеркалом стоял капитан королевского военно-морского флота Джеймс Инголз. Он улыбался, предвкушая событие, к которому готовился с такой тщательностью, мечтая о воспоследующей награде если не от короля, то хотя бы от губернатора, которую, в чем он ни капли не сомневался, получит за очищение побережья от самого ужасного врага.

Инголз вскинул подбородок, чтобы расправить узел на своем белоснежном кружевном шейном платке.

– Как жаль, что Барримора отозвали в Бостон, – сказал он. – Уверен, он бы с удовольствием посмотрел на экзекуцию. Как по-вашему?

Мария стояла, глядя в окно. Розовые лучи рассвета, подобно стрелам, пробивались сквозь тучи и тянулись к морю.

– Убирайся к черту, – последовал равнодушный ответ.

– Все еще сердишься, моя маленькая злючка? – Он рассмеялся, увидев, как напряглась ее стройная спина, а изящные ручки сжались в кулачки. – Я думал, что смог ублажить вас этим новым платьем. Нет ли у вас трудностей с застежкой на спине? Позвольте мне помочь вам.

Голос Марии был холодным, полным ненависти:

– Я повторяю, капитан Инголз, убирайся… к… черту!

Каждое слово было тщательно и медленно выговорено сквозь стиснутые зубы. Он рассмеялся, с восхищением рассматривая ее в зеркало. Сейчас, когда девушка помылась и переоделась, она была настоящим произведением искусства. Мечта! Пышные складки кораллового цвета бархата, ярды кружев на рукавах, грудь, выпирающая из декольте, сделанного в виде створки раковины, и волосы.

Ах эти волосы!

Инголз почувствовал, как восстает его плоть, стянутая бриджами.

Да, она может свести с ума самого дьявола, не говоря уж о Черном Сэме. Как он удивится, увидев ее. Как дрогнет его черное сердце при виде любимой, стоящей рядом с ним, капитаном Джеймсом Инголзом.

Ах как сладка месть!

Инголз был хорошо осведомлен, что капитан пиратов до смерти живет в аду. Черный Сэм отказывается принимать пищу, отвечать на вопросы и выступать в свою защиту. Если бы Инголз не видел его на борту его проклятого шлюпа, он никогда бы не поверил, что это безжизненное, несчастное существо и капитан пиратов – один и тот же человек.

Инголз улыбался, испытывая истинное наслаждение. Конечно, мысли о смерти не довели бы Черного Сэма до такого состояния: теперь он давал понять всем, что его собственная жизнь ему не дорога. Мария Холлет! Вот кто станет настоящим орудием мести. Инголз специально спрятал ее в этом доме, запретив покидать его, и лично распустил слух о ее смерти в надежде, что он дойдет до ушей Черного Сэма. Что и случилось, к его глубокому удовлетворению. А жители городка? Глупые людишки. Если они и проходили мимо дома Пенвика, то только для того, чтобы взглянуть на него, Инголза, капитана, который захватил пирата.