Гимназия №13 - Евгения Пастернак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да он наверняка отсыпается, – усомнился Антон, – после сбитня.
– Руны! – вдруг воскликнул Севка. – Гоните сюда руны!
Все, кроме Мишки, принялись торопливо снимать руны и совать их Севке.
– Сейчас мы что-нибудь из рун сообразим! – заклинал Севка. – Так, что у нас тут можно выложить?..
Час Машка с Севкой сосредоточенно пыхтели, пытаясь сложить из рун заклинание. Домовые устали подтаскивать им книги из библиотеки. Наконец, Машка в изнеможении откинулась к стенке.
– Я не могу больше, – сказала она жалобно. – Я немножко с закрытыми глазами посижу…
В тишине был слышно только, как Сева листает страницы.
– Я, знаете, что сейчас вспомнила, – сказала Маша, – я в прошлом году на олимпиаде сидела и не могла решить задачу. Последнюю. Время поджимало, я боялась, что не успею…
– Это ты к чему? – удивился Севка.
– Да странно вспоминать, – сказала Маша. – Я ведь тогда серьезно психовала. Думала, что от этого решения что-то зависит. Если б я знала, какая это ерунда… А сейчас от нас действительно зависит… Любина жизнь зависит… А в голове пусто…
– Ой! – сказал Севка и ткнул пальцем в книгу.
– Что? – хором спросили все.
– Да статья интересная. Оказывается, Берегиня и Бер – однокоренные слова! Берегиня – производное от слов «бер» (бог, медведь) и «беречь»…
И тут Мишка, который все это время таращился в одну точку, вдруг встал и направился к двери.
– Ты куда? – всполошилась Маша.
Тот не ответил, но Антоха с Лёлей по сосредоточенному лицу Мишки уже поняли ответ.
– Стоять! – крикнул Антоха и схватил его за руку.
Лёля с отчаянным визгом повисла на другой руке. Маша и Севка через секунду присоединились к попыткам остановить Мишку.
С тем же успехом они могли бы попытаться остановить груженый товарняк. Мишка шел не быстро, но не снижая скорости. На команды Антона, уговоры Севки с Машей и визг Лёли он не реагировал. Только у самого края бассейна притормозил и, пробормотав: «Я сам…», стряхнул друзей с себя. И тут же, без лишних слов, шагнул в воду. Не прыгнул, а именно шагнул, подняв кучу брызг. Лёля чуть было не сиганула следом, но уж ее-то удержать у Антохи сил хватило.
– Погоди! – крикнул он Лёле прямо в ухо, и та замерла от неожиданности.
– Никому не прыгать! – приказал Антон. – Следим за ситуацией! Прыгаем по моей команде все разом и вытаскиваем…
Он секунду боролся с искушением сказать «Любу», но все-таки произнес:
– …хотя бы Мишку.
Никто не спорил, все напряженно наблюдали за происходящим в воде.
Мишка, как оказалось, не слишком хорошо плавал. По-собачьи он добрался до разделительного каната и повис на нем. Все это время Люба с таинственным видом кружила вокруг.
– Сладенький мой! – пропела она, останавливаясь прямо напротив Мишки. – Сам пришел, умненький…
Люба тихонько рассмеялась, словно хрустальный гейзер зазвенел. Антоха и Севка невольно потянулись к ней, но получили синхронные пощечины: Севка от Маши, Антон – от Лёли. Мишке не от кого было получить оплеуху, но он как-то держался.
– Любка! – сказал он твердо. – Вылезай. Я за тобой.
– Конечно, – проворковала Берегиня. – Ты ведь мой… Ты всегда будешь только мой…
Она, чуть шевельнув хвостом, подплыла поближе и нежно провела кончиками пальцев по мокрым волосам Мишки. Он сжал зубы и вцепился в канат так, что костяшки пальцев побелели.
– Я не твой, – почти просипел он. – Но я за тобой. Это ты моя! Я – Бер, ты Берегиня…
– Глупенький! – Люба покачала головой, не то осуждая, не то сочувствуя. – Ты просто не понимаешь, от чего отказываешься… Ничего, сейчас ты узнаешь, как сладок поцелуй Берегини…
У Антохи даже на расстоянии голова шла кругом, но тычок Лёлиного локтя его немного отрезвил.
– Приготовиться! – скомандовал он вполголоса и чуть присел.
Остальные тоже изготовились броситься в воду. Но тут случилось непонятное.
– Нет! – твердо сказал Мишка. – Ты не Берегиня. Ты – Люба. И я тебя отсюда достану.
Люба, которая уже сложила губы для поцелуя, замерла в нерешительности.
– Нет, – проговорила она без особой уверенности, – я Берегиня…
– Если ты Берегиня, – сказал Мишка отчаянно, – то я Бер! И можешь меня утопить! Но ты знай, что я Любу люблю! Понятно?! А никакую не Берегиню! И шли бы эти боги…
Последние слова вырвались у Мишки явно помимо воли. Люба замерла с приоткрытым ртом. А Мишка, зарычав от бессилия, оторвался от каната, схватился за Любу… и сам прижался губами к губам русалки. Они так и пошли ко дну, обнявшись.
– За мной! – крикнул Антоха и первым нырнул…
…Когда они подтащили Мишку и Любу к бортику, все смотрели только на Любкины ноги.
Ноги, а не хвост…
И началась четвертая четверть.
Во внутреннем дворе гимназии собралась скорбная толпа. Такого траура здесь не было с тех пор, как в прошлом году объявили, что учиться придется весь июнь. Тогда нововведение, к счастью, отменили. Сейчас горе гимназистов было неподдельным, а утрата необратимой и невосполнимой.
Дуба не было.
Человек пятьсот стояли во дворе, остальные висели в окнах и почти со слезами на глазах смотрели на необъятный пень диаметром метров шесть. Казалось, что он занимает полдвора. Совершенно пустого, лысого и противно солнечного двора.
– Говорят, это было самое старое дерево в мире, – всхлипнул кто-то.
– Три дня пилили, говорят… Чтоб вынести через ворота.
– Увезли куда-то. Ботаники какие-то. Изучать будут…
– А я на нем слово неприличное вырезал…
– Ну вот, теперь и ботаники его узнают…
Прозвенел звонок на урок, но никто из гимназистов не двинулся с места. Через пару минут во дворик влетел директор.
Николай Иванович протиснулся к пню, оглядел присутствующих, глянул в их понурые лица и… одним прыжком запрыгнул на пень.
– Так, – прокашлялся он, – наша гимназия понесла тяжелую утрату…
Кто-то хихикнул.
– Да, нам всем грустно, – продолжил директор, – но в этот скорбный час мы все должны быть вместе.
Хихиканье усилилось.
– Я предлагаю собрать на школьном сайте все фотографии нашего дорогого дуба. А также объявить конкурс рисунков и сочинений на тему «За что я любил наш дуб».
Все засмеялись.